Воин-монах на престоле

И в самом деле – угрожающим предостережениям, посылаемым небесными силами своем избраннику Юлиану, казалось, не было конца. Согласно Аммиану, участвовавшему в походе августа-первосвященника на Персию, однажды прямо перед императором обрушился портик городских ворот, под обломками которого оказалось погребенными десятки воинов; затем пятьдесят фуражиров было задавлено упавшей на них огромной скирдой пшеницы; на пути императору попался труп обезглавленного провиантского чиновника (казненного, как вскоре выяснилось, неповинно); во время страшной гроза молния поразила насмерть ведшего лошадей с водопоя коновода по имени Иовиан (тезку будущего преемника Юлиана на императорском престоле); налетевшая буря опрокинула и разметала лагерные палатки; порывистый ветер сбивал с ног легионеров, падавших лицом на землю; девять из десяти ведомых к алтарю бога войны Марса жертвенных быков пали до начала жертвоприношения; вышедшая из берегов из-за прорыва плотин река потопила несколько грузовых судов римского флота; любимый конь августа по кличке Вавилон, или же Вавилоний (именуемый в разных источниках по-разному) упал и вывалял в грязи свой расшитый золотом и самоцветами пурпуровый чепрак. Все эти зловещие предзнаменования, находящие в наш просвещенный XXI век вполне рациональное объяснение, в эпоху Юлиана, когда весь мир усматривал в явлениях природы проявления воли богов (или же Бога) и нескончаемую череду даваемых бессмертными богами смертным людям указаний и предостережений от попыток осуществить задуманное этими смертными людьми либо, наоборот, адресованных смертным божественных рекомендаций совершить то или иное, воспринимались большинством людей (за исключением немногих вольнодумцев, вроде Аммиана Марцеллина или киника Ираклия) на полном серьезе. Филосторгий, христианский автор, насмехался над высокоумием языческих ученых, дерзающих пытаться объяснить все происходящее законами природы, как если бы можно было усомниться в том, что землетрясение вызывается гневом Божьим, что Бог способен единым Своим дуновением на воды осушить море до последней капли и придать упавшей на Олимп снежинке силу поколебать с вершины и до основания всю эту громадную гору.

Однако Юлиан-завоеватель (невзирая на посещавшие его в минуты слабости сомнения в успехе возложенной на него небесными силами миссии, свидетельством чему может служить хотя бы передача им втайне Прокопию своего императорского пурпура) верил по-прежнему в свою счастливую звезду. Строительство понтонного моста было доведено им до конца. Римские войска переправились по этому мосту через Абору и вторглись в Персию. После перехода всех «сынов Энея и Ромула» через реку мост был разобран. Пошедшие на его возведение стройматериалы могли быть использованы в иных целях – к примеру, при осаде городов и крепостей противника. Воинов же было необходимо лишить всякой надежды на возможность отступления и (или) дезертирства. Затем фанфары протрубили сбор всем римским центуриям, манипулам, когортам. Юлиан, в окружении своих военачальников и иных сановников, взошел на земляное возвышение и обратился к войску с пламенной речью, дошедшей до нас в изложении Аммиана. Слишком часто персы наносили тяжкие обиды римлянам, чтобы те теперь не поднялись ныне на призыв оскорбленного Отечества! Он, август, будет сражаться с персами наравне со своими верными воинами, во главе или в рядах своей армии, готовый пасть на поле брани, если ему суждено пожертвовать собой за римский мир. Свою речь Юлиан, призвав на свое войско милость «Бога Вечного» (для августа и для его единоверцев таковым, естественно, был лучезарный Митра-Гелиос, «Солнце Непобедимое», а для легионеров-христиан – Иисус Христос – «Солнце Правды»), заключил следующими бодрящими словами: «Воспряньте духом в предчувствии грядущих успехов! В равной мере со мной примите вы на себя трудности, которые выпадут нам на долю, и будьте уверены, что победа всегда оказывается на стороне правды!». В общем, «наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами»…

Вдохновленные на подвиги речью императора солдаты, подняв щиты, громкими кликами славили своего полководца. Особенно восторженно приветствовали своего «царя-священника» милиты его «родных» галльских легионов, вспоминая о временах, когда они сражались за «Вечный Рим» под командой Юлиана – тогда еще не августа, а цезаря, самолично объезжавшего ряды своего воинства – и побежденные римским оружием «варвары» падали на колени, умоляя «ромулидов» о пощаде.