Воин-монах на престоле

Будучи опытным и наблюдательным военным предводителем, воин-монах бога Митры шел в наступление во главе войска, выстроенного не в походный, а в боевой порядок, сгруппировав свою армию в огромный четырехугольник (или, говоря по-современному – каре). Он следовал тактике, испытанной и оправдавшей себя еще со времен войн римлян с царем Эпира Пирром, прославленном не только вошедшими в поговорку «пирровыми» (то есть купленными слишком дорогой ценой) победами, но и своим выдающимся полководческим искусством. Римские полководцы прибегали к этой «пирровой» тактике в случаях, когда было необходимо избежать внезапных нападений и засад. На некоторое расстояние вперед Юлиан выслал, с целью разведки местности, полторы тысячи легковооруженных конников (включая сарацинов), осторожно продвигавшихся на обоих флангах и перед фронтом римского «экзерцит(ус)а».

Сам Юлиан держался в центре боевого порядка, командуя пехотой, составлявшей главную и сильнейшую часть «романского» войска. Справа от него вдоль Евфрата по приказу Юлиана продвигался испытанный в походах и сраженьях «римский гот» Невитта с несколькими легионами.

Слева – шедшая по плодородной низменности в тесном строю конница под командованием Аринфея и Ормизды, Ормизда или Гормизда – брата «царя царей» Персии Шапура, перебежавшего к римлянам несколькими годами ранее вследствие династических неурядиц среди Сасанидов.

«Царь царей» Персии охотится на львов

«Царь царей» Персии охотится на оленя

Служилый сармат Виктор и служилый германец Дагалайф командовали арьергардом римского «экзерцит(ус)а», чьи ряды замыкал Секундин, «дукс» Осроены (или, как пишет Аммиан Марцеллин, «Осдроэны»).

Чтобы при приближении римлян к противнику создать у персов устрашающее впечатление о подавляющем численном превосходстве «ромулидов», Юлиан приказал отдельным частям римской армии расступиться и рассредоточиться, поместив в промежутках между ними обоз, нестроевых, повозки со всякого рода поклажей и расположив конницу вдали от пехоты, в результате чего походная колонна «энеадов» растянулась между первым и последним боевым значком на расстояние более десяти тысяч римских шагов (или, в переводе на современные меры длины – около двадцати пяти километров). Этот маневр был также заимствован Юлианом у Пирра Эпирского, обладавшего непревзойденным умением, по мере надобности, растягивать или, наоборот, стягивать свое войско, чтобы то казалось неприятелю то больше, то меньше, чем в действительности.

Римский флот, следовавший параллельно войску по весьма извилистой реке, не должен был ни отставать, ни уходить вперед от сухопутных сил.

Дух продвигающихся, не встречая сопротивления, римских войск был высок, как никогда. Все они, до последнего обозного солдата, были убеждены пламенными речами своего верховного главнокомандующего в благосклонности небес к армии «Вечного» Рима. Сам же император, по мере углубления в неприятельскую территорию, все больше опасался коварства и засад своего прославленного уменьем применять всевозможные военные хитрости врага.

Август появлялся то впереди своего войска, вместе с передовыми знаменосцами, то за арьергардом, следя за тем, чтоб тот смыкал ряды, и, чтобы ничто не укрылось от его внимания, сам осматривал с отрядом легкой пехоты густые заросли и лощины, опасаясь неприятельских засад, удерживая свойственной ему ласковостью, а то и угрозой, недисциплинированных солдат от чреватых угрозой для жизни самовольных попыток отдалиться от походной войсковой колонны.

Персидский «царь царей» охотится на газелей

Продвижение армии «энеадов» по Персии напоминало поначалу безопасную военную прогулку. После занятия Зайты римское войско прошло мимо величественного мавзолея императора Гордиана III (убитого заговорщиками во главе с префектом претория и будущим императором Филиппом Аравитянином, во время похода на персов, и обожествленного римлянами посмертно), которому Юлиан повелел воздать подобающие почести, собственноручно принеся положенные жертвы. Дальнейший путь римлян лежал вдоль гряды холмов, где они достигли расположенного на речном берегу, заброшенного к тому времени, города Дура-Европос (позднейшей Салихии).

Покинутый жителями древний, построенный еще во времена владычества над Персией сирийских царей из дома Селевкидов (чьи владения включали даже север Индии), эллинистический город был окружен степями, в которых паслись огромные стада газелей, на которых любили охотиться персидские «цари царей». Римские лучники настреляли столько газелей (возможно – сайгаков, которых Аммиан ошибочно называет «оленями»), что все солдаты до отвала наелись их нежного мяса. Некоторые животные были настолько инертны, что гребцы римских речных судов убивали их веслами, не прибегая к оружию (что также было истолковано как доброе для римлян предзнаменование).