Одержав эту победу, император-любомудр мог бы беспрепятственно переправиться со всем своим «эзерцит(ус)ом» на левый берег Тигра. Однако Юлиан предпочел сначала обсудить на военном совете вопрос, стоит ли вообще начинать осаду Ктесифона-Мадаина. В ходе продолжительного обсуждения император присоединился к мнению тех, кто был осведомлен о неприступности мощных стен сасанидской твердыни и опасался скорого прибытия к месту событий Шапура II во главе огромного свежего войска. И потому севаст принял решение, оставив занятый на левом берегу плацдарм, двинуться вверх по течению Тигра. Продвигаясь в этом направлении по правому берегу Тигра, август Юлиан II надеялся соединиться с римским экспедиционным корпусом Прокопия и Севастиана, уже соединившегося, как он предполагал, со вспомогательным армянским войском царя Аршака II.
Течение Тигра было столь сильным, что римский флот поднимался вверх по нему с поистине черепашьей скоростью. Для того, чтобы тащить вверх по течению тысячу сто кораблей, Юлиану пришлось бы превратить в гребцов или бурлаков двадцать тысяч солдат своей армии. Поэтому обычно чрезвычайно осмотрительный севаст принял роковое решение обойтись без флота и в буквальном смысле слова сжечь свои корабли, вместе со всем обременявшим их грузом оружия и продовольствия. Вслед за тем Юлиан совершил еще одну, оказавшуюся на поверку столь же непростительной, ошибку, поистине слепо доверившись ненадежным проводникам, обещавшим воину-монаху бога Митры, стремившемуся избежать обходного пути вдоль изгиба Тигра, привести его войско к цели кратчайшим путем. На деле же проводники завели опрометчивого Юлиана незнамо куда. Римский «экзерци(тус)» продвигался все дальше, но не встречал нигде ни малейших признаков или следов присутствия обещанных царем Армении Аршаком вспомогательных армянских войск, не говоря уже о римских легионах под командованием Прокопия и Севастиана. Ибо ни те, ни другие не последовали полученным приказам…
Между тем, персы решили прибегнуть к тактике «выжженной земли». Высланные из Ктесифона персидские отряды начали поджигать траву и хлеб на полях, чтобы лишить «румийцев» фуража и провианта. Царила лютая жара, местность, как и всегда в это время года, кишела мириадами огромных комаров, кровососущих мошек, оводов, слепней и множества иных кусачих и зловредных насекомых. Все больше римских воинов, коней и вьючных животных (еще не съеденных к тому времени) гибло от голода, жажды, болезней и истощения. Все громче звучали призывы повернуть назад, пока еще не поздно. Однако воин-монах бога Митры неизменно отклонял это требование своих подчиненных, как совершенно неразумное. И был совершенно прав. Ведь в ходе своего продвижения в глубь Персии римское войско превращало все на своем пути в пустыню, и потому ему теперь пришлось бы возвращаться по собственноручно разоренной местности, что означало бы верную гибель для римлян.