Воин-монах на престоле

Наступил роковой день 16 июня 363 года. Император во главе своей все громче ропщущей, но все еще не выходящей из повиновения армии, выступил из лагеря на рассвете. Вскоре перед римскими дозорами замаячило далеко впереди нечто вроде дымной пелены или облака пыли. Одни дозорные решили, что эту пыль подняли дикие ослы-онагры, часто встречавшиеся в той местности и собиравшихся в большие стада для защиты от львов. Другие римляне подумали, что пыль подняли союзные им сарацинские всадники, спешащие к Тизбону, уже взятому, как они надеялись, Юлианом, чтобы не упустить возможности пограбить вместе с римлянами город (хотя на самом деле сарацины к тому времени уже переметнулись к персам). Третьи – что подходят царь Аршак Армянский и Прокопий. В действительности же это была бесчисленная «бронированная» армия персидского «царя царей» Шапура Сасанида, намеренного наконец добить деморализованных римлян. Несколько дней продолжались кровопролитные схватки, в которых поле боя оставалось за римскими легионерами, что не мешало им подвергаться все новым нападениям казавшегося им неуязвимым и недосягаемым противника. Болезни, лишения и невыносимый зной множили римские потери. В итоге «экзерцит(ус)» Юлиана был настолько истощен, что августу пришлось дать ему трехдневный отдых. Отдав все – весьма скудные – кушанья, предназначенные для его стола, самым голодным из своих воинов, август обходился миской «спартанской» похлебки, от которой в иное время презрительно отказался бы самый непритязательный солдат. Перетрудившийся и крайне обеспокоенный мрачными предчувствиями – кошмарное видение гибели Марка Лициния Красса со всем римским воинством под стрелами и копьями парфян все время возникало перед его мысленным взором – Юлиан все больше утрачивал самообладание и самоконтроль. 26 июня войску «энеадов»_предстояло сняться с лагеря, ибо дальнейшее промедление было воистину смерти подобно. В ночь перед выступлением мучимый бессонницей Юлиан, войдя в свой шатер, даже не стал ложиться и писал всю ночь, по примеру своих кумиров Юлия Цезаря и Марка Аврелия. Возможно, август предавался воспоминаниям о славном времени своих первых обманчивых надежд и ожиданий, своих первых подвигов на поле брани, о той судьбоносной ночи в любезной его сердцу «Лукетии», когда ему впервые явился в тиши дворцового покоя Гений Римского государства. И вот внезапно этот Гений снова предстал перед ним. Однако на этот раз – с закрытым лицом и без рога изобилия. Вместо того, чтобы взглянуть в лицо Юлиану и вселить в него мужество, Гений отвернулся, исчез из шатра и навсегда покинул августа, вверившего ему некогда свою судьбу.

На следующее утро войско «ромулидов» снялось с лагеря, чтобы продолжить свой «марш смерти». И тут на него всеми силами обрушились персидские «броненосцы». Это произошло 26 июня 363 года – в день, в который «галилеяне» все еще продолжали отмечать память Иоанна Крестителя, Предтечи Господня – близ селения под названием Туммара. Заметив, что часть римской армии заколебалась под неистовым натиском персов, охваченный боевым задором император, позабыв о необходимости надеть панцирь-эгиду с главою Горгоны, схватил лишь щит и меч, вскочил на белого коня и бросился на момощь своим теснимым недругами милитам в самую гущу рукопашной схватки. Предполагать, что август Юлиан намеренно, сознательно не надел ни шлема, ни доспехов, ибо искал смерти в бою, нет никаких серьезных оснований. Как и вспоминать о древнеримском военно-магичеком ритуале «девотио», или «девоцио», в рамках которого «дукс» ради одержания победы прибегал к последнему средству – добровольному приносению себя в жертву подземным богам в надежде выпустить тем самым из преисподней их темные силы на погибель недругам «потомков Ромула». Ибо исход сражения был все еще далеко не ясен. Августу удалось восстановить порядок в рядах римских войск. Но внезапно неизвестно кем брошенный дротик, или метательное копье, оцарапав руку императора, вонзился ему между ребрами и застрял в печени, (поразив, таким образом, «царя-священника» отнюдь не в спину, вопреки утверждениям некоторых авторов и позднейшей христианской иконописной традиции). Раненый воин-монах бога Митры выронил спату, попытался выдернуть железный наконечник поразившего его метательного снаряда из раны, но только порезал себе пальцы об его острые края, лишился чувств и рухнул наземь.

Смертельное ранение августа Юлиана в битве с персами при Маранге 26 июня 363 года