Воин-монах на престоле

А другой христианский святой – священномученик Меркурий (по одним сведениям – «скиф», то есть, в соответствии с реалиями эпохи Юлиана, как нам уже известно – германец-гот, по другим же – араб) – внезапно является вместе с Самим Господом Иисусом Христом и объявляет, что в мгновение своего явления с неба сразит насмерть ударом копья нечестивого, богопротивного и богоотметного отпрыска Флавиев. «Когда святой Василий Великий молился пред иконою Пречистой Богородицы, – при которой было изображение и святого великомученика Меркурия с копьем как воина, – чтобы злочестивый царь Юлиан Отступник, великий гонитель и истребитель правоверных христиан, не возвратился из Персидской войны для истребления христианской веры, то увидел, что там, при иконе Пресвятыя Богородицы, образ святого Меркурия сделался на некоторое время невидимым, потом оказался с окровавленным копьем. А в то самое время Юлиан Отступник был пронзен на Персидской войне копьем неизвестного воина, который тотчас после того соделался невидим» (Святой Димитрий Ростовский. «Жития святых», 24 ноября). Эта история нашла такой живой отклик у многочисленных слушателей (и гораздо менее многочисленных – принимая во внимание обстоятельства времени – читателей), что вскоре получила весьма долгое и чудесное продолжение. В этом ее расширенном варианте нечестивый Юлиан сначала отвергает руку и сердце невесты-христианки, затем продает, Римскую империю дьяволу, которого призывает к себе, приманивая его кровавыми жертвоприношениями. Эта сцена заклинания и вызывания дьявола наверняка производила на слушательскую и читательскую аудиторию особенно сильное впечатление благодаря искусству сочинителя, украсившего ее самыми ужасающими описаниями обрядов черной магии: в ней фигурируют невинные дети, у которых, по злой воле Юлиана, нигроманты живьем вырывают из груди еще трепещущие сердца; беременные женщины, которым рассекают утробу, чтобы вырвать зреющий в ней плод…Короче, благочестивые рассказчики обладали весьма богатой и буйной фантазией, не гнушаясь приписывать злодею Юлиану ни одну из мыслимых или немыслимых мерзостей. Тема постигшего его вечного проклятия занимала и мастеров тогдашнего изобразительного искусства (во всяком случае, на христианском Западе). Так, в XII веке в «Вечном городе» Риме на Тибре пришедшим поклониться местным христианским святыням паломникам, или пилигримам, показывали сохранившуюся еще с языческих времен статую фавна, или сатира, якобы вступившую когда-то с Юлианом в разговор и соблазнившую августа отречься от Христа (разумеется, в действительности с Юлианом говорило не безжизненное изваяние, а вселившийся в нее «князь тьмы» и «враг рода человеческого»). Наконец, преступная дерзость Отступника потребовала вмешательства Самой Приснодевы Марии. В одном из описаний чудес Богоматери, датируемом XIV столетием, содержится драматическая история под следующим заглавием «Об императоре Юлиане, убитом Святым Меркурием по велению Пресвятой Богородицы, и о его (Юлиана – В. А.) сенешале Ливании, в страхе наблюдавшем за этим, принявшем Святое Крещение от Святого Василия, ставшем отшельником и давшем, дабы вновь узреть Пресвятую Богородицу во всей Ее красе, выколоть себе глаза, после чего Пресвятая Богородица возвратила ему зрение». Иными словами, в последней сцене Приенодева Мария в сопровождении двух архангелов сошла с небес, чтобы возвратить утраченное зрение антиохийскому ритору в тиши его уединенной сельской виллы (что, впрочем, было совершенно излишним, ибо в конце этой драматической истории Ливаний попадает в рай, чье великолепие он и без того способен был узреть лишь своим духовным или же душевным, но никак не плотским, взором).