Воин Русского мира

Даже на смачно пахнущей кухне, наскоро добавляя к бутербродам тарелку ароматного бульона с половинкой крутого яйца, Петруша не переставал думать о влюбленных. Виданое ли дело, так наброситься друг на друга. Петруша не раз слышал о таком, но для себя решил, что пока не станет этим заниматься. Он мог бы обнять бабушку, или мать, или любую из сестер. Сестер можно обнимать сразу обеих — они легко поместятся в его объятиях. Что же касается мамы и бабушки или совсем уж странного намерения обнять всех разом — это никак не получилось бы. Петруша развел руки в стороны, пытаясь представить объятия. Слезы покатились по его щекам, частым дождичком закапали в тарелку.

— Смотри-ка, малой расстроился, — тихо проговорила Эльвира, кухарка Саввы Лихоты. — Бедный ребенок! Остаться без родителей! Большая часть семьи полегла…

— Та ничего. Викторью пощадят. Её обменяют, — неуверенно отозвалась Яночка.

— А не хуже ли так? Так-то вернее убьют. Лучше б сидела в подвале до самого конца. Рану бы как следует залечила.

— Ты собери-ка малому воды-еды. Ему надо в безопасное место. Смотри сколько понаехало…

Петруша мельком глянул во двор и пригнул голову ниже к тарелке. Под окнами кухни, переругиваясь на незнакомых языках, сновали круглоголовые солдаты. Их лица закрывали прозрачные, бликующие забрала. Точно такие, как на шлеме Бумажного Тюльпана, который сейчас, в этот момент, этажом ниже любил его старшую сестру.

«Нет. Я ещё погожу, — решил для себя Петруша. — Но когда-нибудь потом — обязательно. И самая лучшая из чужих женщин станет для меня родной. И я стану так же любить её. Аминь».

* * *

Вика слышала треск перестрелок почти каждый день. Где-то над потолком время от времени грохотали звуки шагов и разрывы. Глухое «бум-бум-бум» болезненно отдавалось у неё в голове.

Миновало несколько дней, рана в боку — её первая рана — поначалу казавшаяся такой болезненной, быстро заживала. Лечил её лощеный, приятно пахнущий человек, неопределённого возраста. Он наложил швы, он делал инъекции и давал пилюли. Пилюли Вика спускала в канализацию, а вот инъекций избежать не удавалось. Лощеный доктор ни слова не понимал по-русски, но он показал ей упаковки от препаратов: ципролет, супрастин, кетанов — ничего особенного — и она успокоилась. Кормили тоже хорошо, но есть обычно не хотелось.

Вика пыталась вставать на горшок, но пока каждое движение причиняло ей боль. Она плохо спала, каждый миг размышляя об убийце её близких.

Насоляренный старикашка явился в первый же день и не с пустыми руками. Принес подарочек — большущий лоток из нержавеющей стали трогательно прикрытый крахмальной салфеткой.

— Приветствую вас, прекраснейшая из женщин!

Эх, хорош же фарфор у старикашки во рту! Наверное, пару раз на дню полирует зубы специальной тряпочкой. Он поставил лоток на стол. Под салфеткой едва слышно брякнул металл. Мягко щелкнул дверной замок. Сильвестр улыбнулся ещё шире.

— Ты сейчас лежишь. Ты больна. — Он впился в неё черными глазами. Казалось, повернись она спиной, спрячь лицо, волосы на затылке занялись бы, пожалуй. — Я не хочу, чтобы ты вставала и продолжала творить злое. Ты — воровка и убийца.

— Я?! — Вика удивленно вскинула брови. — Я украла?

— Ты. — Сильвестр опустил подбородок к груди, а кожу на лбу собрал в частые складки. Прикольный мужик. Вот-вот начнет из носа серный дым пускать, а сзади из штанов вывалит хвост и станет бить им себя по бокам. И этот вот потешный дедуля уничтожил большую часть её семьи. И теперь Вика должна его убить. Но как? Рана под ладонью мучительно пульсировала, однако оставалась сухой.

— Я знаю, твой друг Даниил Косолапов пытает людей. В ваших романах это называется «допрос с пристрастием». Мы находили в Пустополье изуродованные трупы. И не только. Ты знаешь Кирилла Игнатенко? Его называют Немоступом. Знаешь почему?

Ну да! Терапевт тогда погорячился. Стаса не было на базе — вот и случилась неприятность. Кирюха попался Даниле пьяным в хлам. Что возьмешь с пьяного проходчика? Матерная брань, плевки, угрозы. Данила всыпал ему — не помогло. Ну и тогда…

— Даниил Косолапов отрезал у Кирилла Игнатенко язык. Аккуратно отрезал. Под корень. Так удаляют гланды. Я сам видел…

Вика приоткрыла один глаз. Сильвестр, не сводя с неё черного взгляда, для наглядности пересек ребром ладони горло.

— А ведь он врач. Давал клятву Гиппократа. Так?

Вика молчала, но стоило ей снова прикрыть глаза, как раздался громкий металлический звон. Сильвестр ударил кулаком по краю принесенного им лотка.

— Я клятв никому не давал, — продолжал он. — И могу, не совершая преступлений перед Богом, употребить весь этот инструментарий. Может быть, я не так искусен, как господин Косолапов, зато трезв, не пристрастен к «зубному порошку» и многоопытен…

Боль в боку усилилась. Вика застонала.

— Не валяй дурака! — рявкнул Сильвестр. — Твои товарищи — борцы за правое дело — суть ворьё! Угоняют всё. Угнали у господина Лихоты и установку залпового огня.

Теперь Вика силилась не рассмеяться.

— Но у них есть одна проблема. — Сильвестр прищурил глаза. — Никто из них не может быть наводчиком. Они не умеют!