— Убрать девку с крыши! — зашипел Сильвестр. — Достаточно!.. Довольно!.. Mehr als genug![18]
That’s enough![19]— Вы знаете, что одна из установок «град» у нас. Мы меняем Викторию на Травня, а Ярослава Лихоту — на ваши жизни. Не отдадите барчука — разнесем не только церковь, но и всё Благоденствие. Уяснил, Водорез? Один удар «града» — и вас нет. На размышление — сутки. И пусть Лихота-старший убирается прочь, а его сын отвечает за геноцид собственного народа.
— Не отдавайте!.. — простонала Вика. Она силилась говорить как можно тише, чтобы Сильвестр ни в коем случае не расслышал её слов.
— Парень — паркурщик, — шепнул ей в ухо Киборг. — Его даже ваш дядька не смог изловить. Где уж нам!.. Тринити-колледж!..
А Стас, сопровождаемый толпой Землекопов, уже ладился садиться на броню БМП. Под стеной остался стоять только Данила Косолапов.
— Верь мне, Вичка. Це його зуби. Я напрацював, — сказал Данила тихо.
Постыдные, неудержимые, обильные слезы хлынули из глаз Вики. Почувствовав её стыд, Дмитрий ловко повернул её к себе, и она спрятала лицо у него на груди.
— Що за дивчина?! З усими хлопцями запросто обиймаеться! — глумился под стеной Терапевт.
Рёв двигетеля аккомпанировал отрывистым командам Стаса. Землекопы собирались восвояси. Пока без неё. Вика обернулась. Дмитрий не препятствовал ей.
— Мне нужен Травень! — шипел Сильвестр где-то совсем неподалеку. — Мне он нужен живым! Отдаю вам девку и два бэтээра из новой партии.
— Слыхал, доктор? — окликнул Терапевта Дмитрий. — Господин Сильвестр дает приданое за вашей Половинкой — два бэтээра. Передай командиру.
— А меня не хочешь забрать? — внезапно брякнула Яночка. — Хотя я-то бесприданная.
— Стерва! Ненавижу тебя! — взвизгнул Терапевт, но ствола не поднял.
— За що воюемо? З ким? Хто з нас ще це памятае? — выдохнул Середенко, скатываясь по лесенке на гравий двора.
— Давай вниз! — неожиданно резко скомандовал Водорез подталкивая Вику к краю крыши.
Снизу Витек уже тянул к ней масластые конечности. Прежде чем спуститься во двор, Вика последний раз оглядела пыльную, уставленную пустующими домами улочку Благоденствия. Обочины дороги тонули в молодой зелени, скрадывая дым и грохот удаляющейся «брони». Железные крыши, кирпичные, неоштукатуренные, кое-где побитые осколками, стены. Заборы высоки, палисадников не видно. Каждый дом подобен небольшой крепости. Тут проживали не бедные люди. Убоявшись минометных обстрелов, многие подались за лучшей участью в разные стороны, но подальше от Пустополья.
— Ну що ж ти! давай! — гудел снизу Середенко.
И Вика уже хотела подчиниться, когда от ближайшего из заборов, из тени зацветающего куста выскочила легкая фигура в знакомой куртке с яркой оранжевой полосой. Петруша лишь на миг встретился с ней взглядом, но успел донести всё: веру в скорое избавление, надежду на удачу, любовь и преданность. Вика ухватилась за поручни лесенки. Они оказались теплыми — солнышко уже грело хорошо.
— Ви подивиться, панове командири, вона ще й посмихаеться. Наробила справ и добре ий. Ось сволочной бабська натура! — ворчал Середенко, бережно подхватывая Вику у подножия лестницы. — Ой, треба ж и метрвяка прибрати! Вони його кинулы пид стиною!..
Они столкнулись в холле. Вика кинулась к нему, как к давно потерянному родичу. Так кидается земляк к земляку, случайно встреченному вдали от дома, в совсем чужом городе. Она хотела прислониться, чтобы превозмочь минутную слабость, но он отстранился. Ярослав выглядел усталым. Лицо его и одежду покрывала пыль. Мотоциклетный шлем покатился по давно не чищенному ковру и звонко ударился об основание вешалки, краги со стуком упали на пол. Он держал руки по швам, будто вовсе не собирался её обнимать, а она так и не решилась рассказать ему о свидании со Стасом и об окровавленном, пугающем свертке. Наконец он заговорил:
— Во что ты одета? Моя толстовка! Мои штаны!
— И твой запах, — отозвалась Вика. — Просто ничего лучшего доктор не нашел. Из женщин в доме только прислуга. А ко мне относятся, как к госпоже.
Она горько усмехнулась.
— Не горюй. Я видел дядю Сашу. С ним всё будет хорошо, — заверил её Ярик.
— А с нами?
Он молчал, а она тянула носом воздух, пытаясь поймать знакомый запах. Но он пах по-чужому — пылью, кровью, моторным маслом. Как он мог забыть? Они же совсем недавно любили друг друга. И пары дней не прошло! Наконец он сжалился и снова заговорил:
— Ты ходишь по всему дому? Хорошо! Но почему такая лохматая?
— Не могу помыть волосы. Больно наклоняться, а помочь некому. Все заняты…
— Пойдем! Я помогу!
И он отвел её в свои комнаты, в те самые, куда она не решилась или не смогла войти — спальня, кабинет и ванная с дверями салатового цвета. Там он помог помыть ей волосы. Обращался ласково и целомудренно, подобно отцу. Ярик обнаружил странные умения: он обернул вокруг её головы полотенце. Получилось подобие пышной, восточной чалмы. Он надел ей на ноги чистые носки. Свои носки! Да так ловко, будто в детстве сам играл в куклы. Заметив её насмешливое изумление, пояснил скупо:
— Доводилось ухаживать, когда мать болела…