Воин Русского мира

— Та да, — ответил ему знакомый голос.

Петруша поднял голову. Шуратка сидела на одном из толстых суков, на высоте пятого этажа, напротив их балкона. Именно на этом суку в густой листве так любила прятаться Вичка. Но среди розовеющих почек и коричневых, голых ветвей Шуратка была бы заметна, если знать заранее, куда смотреть.

— А я вижу твои трусы! — засмеялся Петруша.

— Дурень! — послышалось в ответ. — На мне и трусов-то нет. Позабыла надеть. Только колготки. Что скалишься? Бабуля опять напилась — я и сбежала сюда. Тебя нет. Вички нет. Я одна! — Шуратка всхлипнула. — Полезай ко мне!

— Не хочу! — Петруша торопливо завязывал пакет с остатками каши. Надо же хоть что-то дать сестре.

Скорее всего, Шуратка откажется от такого незавидного угощения, но может быть, и нет. Петруша сунул похудевший пакет в карман куртки, подпрыгнул. Несколько привычных движений рук и ног — и вот он уже сидит на нижнем суку. Дальше дело пошло ещё швыдше. Петруша знал каждый сучок на этом дереве. Мог забраться и в полной темноте, и с закрытыми глазами. Вот он уже рядом с Шураткой, сидит верхом на ветке. Ветка не слишком толстая, но она выдерживала и троих. Бывало, и Вичка сидела тут вместе с ними. «Три половинки», — смеялся отец.

Шуратка, словно угадав его мысли, сморгнула нечаянную слезу. Вредная она девчонка, но сообразительная — вся в Вичку. Не беда, что волосы растрепаны, а глаза злые. Всё равно Петруша её любит. Ой, как любит!

— Есть хочешь? У меня есть каша. Землекопы дали.

— Будь они прокляты! Твари! Дряни!.. Бабушка пьяная третий день, а Пастухи ищут Вичку. И вчера и приходили, и опять здесь…

* * *

Вот он, их балкон. Немного проползти по суку или пройти, как это делает Вичка, и ты окажешься за почерневшими перилами, на немытом кафельном полу среди коробок с разным хламом. Открывай дверь и заходи в комнату.

Петруша глянул через стекло балконной двери. Выбираясь наружу, Шуратка не до конца задернула занавески. Внутренность комнаты хорошо видна. Там мотается от окна к шифоньеру и обратно хлипкая фигурка бабушки Риты. Бабуля едва одета и нетрезва. Хорошо виден и ещё один человек — большой, сильный, вооруженный. Этот двигается уверенно. Шарит в их комнате, как в собственном кармане. Ищет, но ничего не найдет.

— Проклятые твари, гады, сволота!.. — шипит Шуратка.

Сволота — самое грязное из употребляемых ею слов. Ругаться матерно младшая из Петрушиных сестер пока не приучилась. Хоть это хорошо. Однако сама она не замолчит. Петруша наваливается на Шуратку, закрывает ей рот ладонью, прижимает к стволу дерева. Он хоть и младше годами, но всё равно сильнее. Он — мужчина. Именно сейчас важно сидеть тихо, не плакать, не ругаться, не шевелиться.

Киборг подходит к окну и смотрит вниз, на улицу. Ему и в голову не приходит, что две Половинки сидят ни живы ни мертвы, на голом суку. Петруша не шевелится, не вертит головой. Лишь скоренько, мельком, решается глянуть на большого, красивого человека в камуфляже — Киборга, врага.

Да, враг совсем рядом, на дистанции одного ловкого прыжка и чудом не замечает их. Командир Пастухов смотрит вниз, на заросшие кустарником задворки их «хрущобы». Наверное, что-то встревожило его, и он прячет красивое лицо под «балаклавой».

Да, это тот самый, знаменитый на всю пустопольскую округу Киборг. Его Петруша видел не раз в доме отца Бумажного Тюльпана. Теперь Петруша, если решится посмотреть, сможет увидеть его глаза, опушенные густыми ресницами. Но пока смотреть в глаза врагу не стоит. Ещё рано. Враг не хочет убивать бабушку, он даже не снял оружие с предохранителя. Но бабуля не желает смиряться, не слышит Божьего голоса. А командир Пастухов спрашивает её за Вичку. В ответ бабушка грязно ругается: то обзывает Вичку шлюхой, то предлагает себя в замен родственницы. Белые волосы бабушки Риты растрепались, груди выпали из выреза кофточки.

Шуратка прижмурила глаза. Уши её покраснели. Конечно, стыдно. Как не стыдиться! Сестренка легла животом на сук, прижалась щекой к дереву. Так и её не видно, и сама она ничего не видит. Удобно. Но Петруша будет смотреть. Внимательно смотреть, чтобы ничего не упустить. Зачем? То Богу лишь известно. Зачем-то Он попустил такие беды. А раз Ему угодно, Петруша будет смотреть. Петруша не опустит глаз. Петруша всё запомнит! Он кажет ему это страшное кино. Зачем-то испытывает утратами, голодом и страхом. Раз Он так хочет — терпи Петруша Его волю. Терпи. Терпи…

Но бабушка Рита терпению не обучена. Она хватает со стола бутылку и замахивается на красавца в «балаклаве». Тот отражает нападение прикладом автомата. Стекло со звоном осыпается на пол. Бабушка Рита визжит. Осыпает Пастухов ужасной бранью. Слова не обидные, пустые. Разве можно такими оскорблениями задеть достоинство красавца? Нет, бабушка Рита совсем не умеет ругаться. Добрая она, хоть и пьяница.

— Ах ты, сука! — рычит человек в «балаклаве» и бьет бабушку прикладом под ребра.