Воин в поле одинокий

В сухой руке — бинокль театральный,
На голове — седые кудерьки.
Померкла люстра, но ещё хрустально
Искрятся и мерцают огоньки
В стекле очков. А на далёкой сцене
Взлетает пламенеющий покров
Над тайною чужого вдохновенья
И верой в бесконечную любовь.
Галёрка или ложа бенуара —
Нет разницы — итог всегда один:
Аплодисменты. Занавес. И старость.
Предательские выбоины льдин
Под снежной кашей… Вытертая шуба
Свинцовым грузом виснет на плечах.
Бесплатная автобусная грубость,
У тёмной подворотни кислый страх.
На кухне коммунальной злые склоки,
В подсвечнике оплывшая свеча —
Театра посещений одиноких
Ничем не утолимая печаль.

«— Вам кого?..»

— Вам кого?
— Я… не знаю.
Мне — себя, если честно.
— Нет, мы не открываем
Дверь таким неизвестным.

— Погодите, постойте,

Я лишь спутала даты.
Я прошу вас, откройте,
Я жила здесь когда-то.

Я всего на минуту,

Я на миг, на мгновенье,
В гости позвана смутной,
Позабытою тенью,

Не похожа на вора

И на татя ночного…
И звонок до упора
Нажимается снова.

Я прошу, извините,

Я не нищенка, что вы!
Через щёлку взгляните,
Отодвиньте засовы.

Я была здесь несчастной

И счастливой — запоем!..
— Не звоните напрасно —
Всё равно не откроем.

«Смеялись наши ангелы-хранители…»

Смеялись наши ангелы-хранители
И пили свой нектар на брудершафт
В сияющей заоблачной обители,
Где за окном прекраснейший ландшафт,

И, может быть, строчили донесения —

Мол, в корне пресечён был смертный грех…
И даже принимали поздравления
Восторженно-сердечные — от всех.

И вспоминали чистые и нежные,

Кто и кого для вечной жизни спас,
И радостные крылья белоснежные
Всё дальше уносили их от нас.

И только лишь один, совсем неопытный,

Как двоечник, оставшись не у дел,
В своём углу о нас молился шёпотом
И души наши грешные жалел.

Возвращение с рынка

Брести вперёд по выбоинам, по
Раскисшей грязи, смёрзшемуся салу
Из гололёда — вьючною тропой
Бездумно, безнадёжно и устало.

Брести вперёд, не думая уже:

Куда? Зачем? — с авоськами, с кошёлкой,
Вороной ковыляя по меже,
В пыли теряясь ржавою иголкой.

С рождения до самого конца,

За шагом шаг — всё дальше и бездомней.
Отечество…
Не ведаю отца.
Прости меня… Не ведаю… Не помню…

«Чай с вишнёвым вареньем…»

Чай с вишнёвым вареньем — о Господи, счастье какое, —
Розовеет окно за дремотными складками штор,
Добродушнейший чайник лучится теплом и покоем,
Тихо звякает ложечка о мелодичный фарфор.
Чай с вишнёвым вареньем — о Господи, хоть на минуту
Задержи, не стирай эту комнату, штору, окно —
Неизведанный мир, детский образ чужого уюта,
Недосмотренный сон, дуновение жизни иной.

«А по такой погоде — только пить…»