ВОЙНА ДОЧЕРЕЙ

Но прежде всего, вот моя любимая история из Правдоподобных историй, священных писаний Моей Госпожи. Она достойна того, чтобы вспомнить о ней здесь, и она помогла мне больше, чем я могу выразить словами.

 

42

 

Давным-давно жил-был человек

который боялся умереть. Обычное дело.

Но этот человек был особенным в этом

он был волшебником и так продлил

свои годы, чтобы сберечь себя от могилы,

и не сгореть на погребальных кострах.

Этот Дургаш, так его звали, имел свой дом

в северном Кеше, где много мака цветет.

И вот приехал он в город во время то,

когда эссенция мака дымилась в гостиных,

где его подданные грезили наяву.

К Дургашу с мольбой обратился человек, Марбаджа,

который торговал и маком, и трубкой,

— Приди, волшебник, и ощути рая вкус

ни один призыватель не может превзойти его.

Не настал ли сегодня тот самый день, когда

ты благословишь себя на то, чтоб сказать Марбадже да?

— День такой не наступит никогда,

ибо раз в десятый зовешь ты меня

войти в ту дверь, за которой бродит тень твоя;

ибо прожил я двести лет и еще пять,

оберегаемый весьма строгими тайными правилами

чьим предписаниям я должен следовать до самой точки.

Я могу не попробовать мак, или начну гнить.

И он продолжал идти, пока не прошел мимо

дома удовольствий, где женщины и мужчины

сдаются на час или на ночь.

К Дургашу обратилась прекрасная Амала с мольбой,

ибо так звали хозяйку этого места,

— Почему, Волшебник, ты идешь своим путем один?

Не хочешь ли подняться по лестнице и ванну принять?

И тогда, возможно, какой-нибудь участочек

между ног женщины или мужчины тебя привлечет?

Все, что видишь ты, предлагается тебе.

Не настал ли сегодня тот самый день, когда

ты благословляешь себя и говоришь Амале да?

— День такой не наступит никогда,

ибо никогда не скажу я да,

— Отвечал ей Дургаш, оскорбляя ее,

— ибо раз в десятый зовешь ты меня

войти в эту дверь, которая так мило обрамляет

силуэт, которым ты пытаешься меня соблазнить,

ибо прожил я двести лет и еще пять,

оберегаемый обрядами, предписанными самими богами.

Увы, я знаю, что наверняка бы умер

если бы провел время на твоем прекрасном бедре.

И он продолжал идти, пока не настал день, когда

он прошел мимо Дома покоя, где отдыхали те, кто хотел

отделить себя от жизни и обрести покой.

— Волшебник, — сказала Дома хозяйка,

твоя походка тяжела, а лицо осунулось,

слишком долго ты оберегал себя от смерти и старости,

и дух твой стонет под тяжестью ноши

ты несешь ее двести лет и еще восемь.

Я могу помочь тебе сбросить это бремя.

Не настал ли сегодня тот самый день, когда

ты благословишь себя на то, чтоб сказать Дал-Гаате да?

Дургаш был так самонадеян, что не сумел

запомнить имя, которое назвала ему госпожа