Война Катрин

Моя средняя группа готова с утра пораньше. Детишки просто сгорают от нетерпения. Даже Алиса. Она чувствует, сколько радости доставляют мне такие вылазки. Я заглянула на кухню и взяла что смогла, чтобы накормить всю компанию в обед, и мы, распевая песню, пустились в путь по тропинке, что начинается позади замка. «Километр пешком, пешком, пешком // Весело пройдем с мешком, мешком, мешком…»

Я постаралась вспомнить все песенки, которые пела с мамой, а потом в Севре, научила им ребятишек, и теперь они распевают их во все горло.

Путь мне показался длиннее, чем неделю тому назад. Правда, сегодня по нему шагали ноги-коротышки. К болотцу мы пришли часов в одиннадцать. И я рассмеялась, взглянув на изумленные глазенки класса. Как оказалось, большинство никогда не видели головастиков, а кое-кто и лягушек. Открытие их поразило. Мы все уселись на траве, и я стала рассказывать, как головастики превращаются в лягушек. Ребята не верили своим ушам и задали мне миллион вопросов. Я, когда могла, отвечала, а когда не могла, запоминала и обещала ответить позже. Вечером пойду в библиотеку и завтра смогу удовлетворить их любопытство. Во время обеда я рассказала им сказку о принце, которого злая колдунья превратила в жабу, и как его потом расколдовали.

Ребятам сказка понравилась, и они, несмотря на скудное меню – немного холодной картошки с кусочком хлеба, – хоть на какое-то время забыли о голоде. После еды я предложила им поиграть. Они водили хоровод, играли в салочки и в кошки-мышки. Одна Алиса сидела возле меня и смотрела, как завороженная, на темное болотце. Я с фотоаппаратом в руках приглядывалась к миру через видоискатель и не раз нажимала на спуск. Я захватила с собой тетради, чтобы дети написали хоть несколько слов, а главное, нарисовали превращение жабы в прекрасного принца. Мы пустились в обратный путь часов около четырех, усталые от долгого-предолгого дня и очень довольные. Нам понадобилось часа два, чтобы добраться до замка Панж. А там мы поняли, что день был ужасен.

Мы подошли к воротам, и меня поразило, что вокруг слишком уж тихо. Алиса первая спросила:

– А где все? Почему во дворе никто не играет?

Я вмиг почувствовала: опасность! Случилось что-то недоброе. Помахала руками, собирая детей в стайку, и увела в маленький лесок в овражке. Объяснять ничего не пришлось, все послушно и молча побежали со мной в укрытие. Только Люко, мальчуган, который постоянно забывал свое имя, застыл на месте. Окаменел, вместо того чтобы бежать. Алиса взяла его за руку и потянула изо всех сил. Он стронулся с места и побрел совершенно потерянный. Все устроились на траве в кустах и сидели тихо как мышки. Я не знала, что делать. Просто ничего не соображала от страха. Так мы и просидели, наверное, с четверть часа, и вдруг я увидела мадам Панж, она шла одна в сторону нашего леска. Я шепнула детям, чтобы они сидели, пока я их не позову, а сама встала и пошла навстречу мадам Панж. Она подбежала и чуть ли не упала в мои объятия.

Она плакала у меня на плече и, казалось, никогда не успокоится. Она выглядела беззащитной и словно внезапно постаревшей. Наконец выплакавшись, она рассказала, что случилось утром. Буквально через полчаса после нашего ухода явились немцы. Трое встали у дверей ее кабинета, чтобы она не могла никого предупредить, и потребовали документы детей. Другие в это время обходили классы и выводили всех во двор. Они провели перекличку, заставляли каждого назваться по имени и фамилии. А после этого задавали вопросы. Спрашивали, откуда кто приехал, как звали родителей, или впрямую: ты еврей? Новенькие девочки не откликнулись на перекличке. Ни одна из трех не шелохнулась. Немцы сразу поняли, что они или не знают имен, или страшно испуганы. Девочек подозвали, и один из них принялся их расспрашивать на правильном французском языке, но с акцентом:

– Ты еврейка? А ты?

И одна из новеньких робко ответила:

– Нет, нам нельзя, мы не евреи, мы не евреи…

Солдаты расхохотались и стали изучать их удостоверения. Старший что-то приказал другим, девочек посадили в машину. Он сказал мадам Панж, что ее надо бы наказать за укрывательство евреев, но так уж и быть…

– Она могла и не знать, что бумаги фальшивые, – сказал старший по-французски и подмигнул остальным.

Девочки громко плакали и кричали, когда их увозили… Потом череда открытых машин цвета хаки укатила, а начальница с остальными учительницами остались стоять вместе с ребятами. Они не могли прийти в себя от того, что случилось. Так быстро. В один момент.