Он принимается черпать снег, горстями, кидать Тодду на рану, пытается
Но уже поздно… Уже слишком поздно…
Он умер…
Он умер…
Тодд
Все кругом такое медленное…
Ангаррад кричит МАЛЬЧИК-ЖЕРЕБЕНОК.
Бен припадает ухом к лицу Тодда, пытается выслушать дыхание, но не слышит, не находит его…
–
Но все это словно из какой-то далекой дали.
Не дотянуться, не достать…
Шаги за мной – я их слышу, словно во всей вселенной больше не осталось никаких других звуков…
1017
Спешился, идет пешком, Шум клубится от совершенной ошибки…
Шум задумывается, такая ли уж это была ошибка…
И я поворачиваюсь к нему…
Она оборачивается ко мне…
И хотя у нее нет голоса, я вижу достаточно, чтобы отшатнуться…
Она поднимается на ноги…
Я делаю еще шаг назад и роняю оружие на заснеженный песок… только сейчас понимая, что оно так и осталось у меня в руках…
– Ты! – выплевывает она и надвигается на меня, эти чирикающие трели у нее изо рта создают ужасный звук, полный гнева, полный горя…
(но правда ли это?..)
–
– Для этого уже слишком поздно! – кричит она. – Ты убил его!
Я смотрю ей за спину и вижу Источника, который держит Ножа на руках, кладет ему лед на грудь, зная, что это бесполезно… его голос разрывается от горя, а человеческий голос звериным воем несется изо рта…
И я вижу: это правда…
Я действительно убил Ножа…
Я убил Ножа…
– ЗАТКНИСЬ! – рявкает она.
– Но
И видит мое оружие – оно лежит на песке, там, куда я его уронил…
Я вижу это оружие – белую спачью палку, она валяется на земле рядом с ним – белая на белом снегу…
Я слышу, как Бен плачет позади меня, твердит Тоддово имя, и мне так больно в груди, так больно, что я почти не могу дышать…
Но главное – я вижу оружие…
Я протягиваю руку и поднимаю его…
И наставляю дулом на 1017…
Он даже больше не пятится – просто следит застывшими глазами, как я поднимаю его…
Прости, говорит он и слегка поднимает руки вверх – вот эти слишком длинные ладони, которые убили моего Тодда…
– Извинения его не вернут, – сквозь стиснутые зубы бросаю я, и, хотя глаза у меня полны воды, на душу вдруг нисходит ужасающая ясность. Я чувствую вес оружия… и желание в сердце, желание, которое позволит… поможет мне пустить его в ход…
Хоть я и не знаю, как…
–
ВИОЛА, я слышу голос Бена, почти задохнувшийся от горя. ВИОЛА, ПОДОЖДИ…
– Я
Прости, снова говорит 1017, и даже в этой слепящей ярости я вижу, что он говорит правду, что ему
Я все это вижу…
И мне плевать.
– Показывай! – кричит она. – Или, богом клянусь, я забью тебя до смерти этой штуковиной!
Его сердце разбито…
Настолько разбито, что это заражает все вокруг, выплескивается во внешний мир…
Потому что, когда Земля плачет – мы плачем вместе…
Его горе захлестывает меня, становится моим… становится горем Земли…
И я вижу весь масштаб своей ошибки, все ее последствия…
Ошибки, которая уничтожила нас… которая будет стоить нам мира, достигнутого с таким трудом… которая сокрушила Землю после всего, что я сделал, дабы ее спасти…
Ошибки, на которую Небо права не имел…
Я убил Ножа…
Я наконец-то убил Ножа…
Я так долго этого хотел…
И оно ничего мне не принесло…
Только понимание, какую утрату я причинил…
Я ясно это вижу – оно написано на лице безголосой…
Она держит оружие, которое не знает, как использовать…
И я открываю свой голос и показываю ей как…
Его Шум раскрывается передо мной и показывает, как в точности использовать это их оружие – куда поставить пальцы, как нажать, чтобы из другого конца вылетела белая вспышка…
Он показывает мне, как убить его…
ВИОЛА, говорит Бен, ВИОЛА, ТЫ НЕ МОЖЕШЬ.
– Почему же это я не могу? – не оглядываясь, спрашиваю я… глядя на 1017 в упор. – Он убил Тодда.
И ЕСЛИ ТЫ УБЬЕШЬ ЕГО, БУДЕТ ЛИ ЭТОМУ КОГДА-НИБУДЬ КОНЕЦ?
Вот