– Да как ты можешь такое говорить? – рычу я. – Как ты можешь такое говорить, когда Тодд лежит мертвый у тебя на руках?
Лицо у Бена совершенно нечеловеческое… словно отражение в разбитом зеркале, а Шум плещет такой болью, что на него почти невозможно смотреть…
Но он все равно говорит…
ЕСЛИ ТЫ УБЬЕШЬ НЕБО, ГОВОРИТ ОН, ВОЙНА НАЧНЕТСЯ ЗАНОВО. И МЫ ВСЕ УМРЕМ. А ЗЕМЛЯ БУДЕТ ГИБНУТЬ ТЫСЯЧАМИ ОТ УДАРОВ С ОРБИТЫ. ПОТОМ ПОСЕЛЕНЦЫ ВЫСАДЯТСЯ, И ОСТАВШАЯСЯ ЗЕМЛЯ НАПАДЕТ НА НИХ. И НЕ БУДЕТ…
У него перехватывает Шум, он замолкает, но потом берет себя в руки и все-таки произносит обычным своим, человеческим голосом…
– И конца этому не будет, Виола.
И говоря так, он баюкает Тодда, баюкает у себя на груди…
Я перевожу взгляд на 1017, который не двигается с места.
– Он хочет, чтобы я это сделала, – говорю я. – Он
– Он хочет, чтобы ему не пришлось жить дальше с этой ошибкой, – качает головой Бен. – Хочет, чтобы кончилась эта боль. Но представляешь, насколько лучшим Небом он станет, зная, каково это – чувствовать такую ошибку… до конца своих дней?
– Бен, как ты можешь… – я даже договорить не могу.
– Это потому, что я их слышу. Их всех. Всю Землю, всех людей – я слышу каждого из них, до последнего. И мы не можем просто взять и отправить их на смерть, Виола. Не можем. Именно это остановил Тодд, сегодня, здесь… Именно это.
И вот тут он уже и правда не может продолжать.
Просто прижимает к себе Тодда.
СЫНОК МОЙ, говорит он. О, МОЙ СЫНОК…
Она снова смотрит на меня, но оружия не опускает. Руки стоят ровно как надо, чтобы выстрелить…
– Ты забрал его у меня, – голос изо рта срывается. – Мы прошли
Больше ничего она сказать не может…
И это не просто эхо того горя, что испытывает Источник…
Оно – мое собственное…
Я горюю не по тому, что из меня вышло плохое Небо, и не по тому, что я подверг опасности всю Землю, после того как сам же ее и спас…
Я горюю по отнятой мной жизни…
По
И я помню…
Я помню Ножа…
И нож тоже помню, который дал ему это имя…
Этим ножом он убил Землю на берегу реки, одного из Земли убил, который просто ловил себе рыбу и был ни в чем не повинен, но Нож увидал в нем врага…
Врага, которого Нож убил…
И об убийстве которого жалел каждое мгновение своей жизни с тех самых пор…
Это сожаление окрашивало его голос там, в трудовом лагере, – каждый день… каждый день, пока он общался с Землей; это сожаление сводило его с ума, гневом, болью сводило, когда он сломал мне руку…
Это сожаление заставило его спасти меня, когда все Бремя убили…
И это сожаление теперь мое, и я понесу его дальше с собой…
И буду нести вечно…
И если эта вечность будет длиной всего в один следующий вздох…
Пусть будет так…
Земля заслуживает лучшего…
1017 вспоминает Тодда…
Я вижу это у него в Шуме… я смотрю, и оружие дрожит у меня в руках…
Вижу, как Тодд убивает спакла, на которого мы натолкнулись на речном берегу…
Как Тодд убивает его, хотя я кричу ему
1017 помнит, как Тодд страдал после этого…
Это страдание он чувствует теперь в себе, сам, я вижу это…
Я сама его ощущала, когда воткнула нож Аарону в шею, в церкви за водопадом…
Это жуть, это ад – убивать кого-то…
Даже если думаешь, что он это заслужил…
И 1017 теперь знает это так же ясно, как я и Тодд…
Как Тодд
Мое сердце сломалось… сломалось так, что никогда уже не починить… и кажется, что эта боль меня сейчас убьет, тоже убьет, прямо тут, на этом чертовом, идиотском, промерзшем пляже…
Но Бен – он прав. Если я убью 1017, пути назад уже не будет. Мы убьем второго вождя спаклов… которых гораздо больше, так что они просто прикончат нас, всех до единого, кого только смогут найти. А потом, когда прибудут новые поселенцы…
Бесконечная война…
Нескончаемые смерти…
И снова решать мне…
Решать, загнать нас всех глубже в войну или выдернуть уже наконец из нее…
Я уже выбирала неправильно раньше…
И не эту ли цену плачу сейчас за тот, неправильный выбор?
Слишком высокую…
Слишком
Но если оно опять станет для меня личным делом…
Если я заставлю 1017 заплатить…
Тогда мир изменится…
Мир закончится…
А мне плевать…
Мне реально
Тодд…
Ох, пожалуйста, Тодд…
И
Потому что до меня, наконец, доходит…
Ох, как же больно сердцу…
Если я убью 1017…
И война начнется снова…
и нас всех поубивают…
Кто будет помнить Тодда?
Кто будет помнить, что он сделал?
Тодд…
И сердце рвется на куски еще больше, хотя, казалось бы, куда еще-то…
Навсегда рвется, насовсем…
я падаю на колени в снег, в песок…
и вою, без слов, пусто, в небо…
и бросаю оружие…
Она бросает оружие.
Оно падает на песок, так и не выстрелив.
Я – все еще Небо.
– Не хочу тебя видеть, – говорит она, не поднимая глаз, надтреснутым голосом. – Я никогда больше не хочу тебя видеть.