Война хаоса

– Я этого не сделала, – говорит она ему. – Но если я еще хоть раз его увижу, не знаю, смогу ли я остановиться снова.

Она поднимает глаза, но смотрит не на меня, а мимо – не в силах видеть мое лицо.

– Убирайся отсюда, говорит она. – Убирайся!

Я смотрю на Источника, но он тоже меня не видит.

Вся его боль, все горе, а с ними и все внимание сосредоточены на теле его сына.

– УХОДИ! – кричит она.

Я поворачиваюсь, иду к своему боерогу… и оглядываюсь только один раз.

Источник все так же горбится над Ножом, а девушка по имени Виола медленно-медленно ползет по песку к ним…

Они не смотрят, заставляют себя не смотреть, не видеть меня…

И я это понимаю.

Я взбираюсь на своего зверя.

Я вернусь в долину.

Вернусь к Земле.

Все мы увидим, что уготовило для нас будущее этого мира. Для Земли, для Расчистки – для нас обоих.

Будущее, которое сегодня спас Небо.

Потом его спас Нож.

Потом его еще раз спасла одна особенная Ножа.

И теперь, когда мы все это сделали… мы должны превратить этот мир в то, что действительно стоило спасать.

Виола? – я снова слышу голос Источника…

И слышу недоумение, растущее в пучине его горя…

[ВИОЛА]

Виола? повторяет Бен.

У меня сил нет стоять, и я ползу… ползу к нему и Тодду. Проползаю мимо ног Ангаррад, которая грустно переступает на месте и только твердит МАЛЬЧИК-ЖЕРЕБЕНОК МАЛЬЧИК-ЖЕРЕБЕНОК – опять и опять…

Я заставляю себя взглянуть Тодду в лицо… увидеть его все еще открытые глаза.

ВИОЛА, снова говорит Бен, поднимая на меня глаза… его щеки исчерканы дорожками слез…

Но они открыты, так широко открыты…

– Что? Что такое? – спрашиваю я.

Он отвечает не сразу. Приникает лицом близко-близко к лицу Тодда, вглядывается в него, потом переводит взгляд туда, где забыл свою руку – в куче снега на Тоддовой груди…

Ты… он снова замолкает, морщит лоб от нечеловеческой концентрации.

Я что? – слабо спрашиваю. – Я что, Бен?

Он поднимает на меня взгляд…

ТЫ ЭТО СЛЫШИШЬ?

Я моргаю… слышу свое собственное дыхание, грохот волн, вскрикиванья Ангаррад, Шум Бена…

– Что слышу?

Я ДУМАЮ…

Опять замолкает. Слушает.

КАЖЕТСЯ, Я ЕГО СЛЫШУ.

ВИОЛА, говорит, Я СЛЫШУ ТОДДА.

Он поднимается… уже поднимается на ноги с Тоддом на руках.

– Я его слышу! – кричит он ртом, поднимая своего сына в воздух. – Я слышу его голос!

Прибытие

«УЖЕ ХОЛОДАЕТ, СЫНОК, – прочла я, – и я не просто про то, что зима близко. Я начинаю беспокоиться за наше будущее».

Посмотрел на Тодда. Лежит, глаза не моргают, никаких изменений.

Но время от времени… его Шум то и дело открывается и впускает одно какое-нибудь воспоминание – как мы с ним впервые встретили Хильди… или про него, Бена и Киллиана, и там Тодд младше, чем я его вообще знала, и они втроем идут ловить рыбу на болота за старым Прентисстауном… и Тоддов Шум просто лучится счастьем…

А мое сердце бьется немножко быстрее – в надежде, что…

Но потом Шум угасает, и он снова молчит…

Я вздохнула и откинулась на спинку спакловского кресла под пологом просторной спакловской палатки рядом со спакловским костром – и все это вокруг спакловского каменного стола, на котором покоится Тодд… с тех самых пор, как мы привезли его сюда с пляжа.

Спакловское лекарство густо намазано на грудь, кожа под ним обожженная, в шрамах…

Но потихоньку исцеляется.

А мы… мы ждем.

Я жду.

Жду, вернется ли он.

Снаружи палатки нас окружало недвижное кольцо спаклов, их общий Шум образовывал что-то вроде щита. Бен говорит, это называется Конец Путей. Он сам здесь спал все эти месяцы, пока исцелялось его пулевое ранение… долгие месяцы, спрятанный от глаз живых, на самом краю смерти. Пуля должна была его убить, но не убила из-за вмешательства спаклов.

Тодд был мертв. Я знала это тогда и знаю сейчас.

Я видела, как он умирал… умирал у меня на руках, мне до сих пор от этого больно и страшно, и говорить об этом я не хочу…

Но Бен тогда насыпал много снега ему на грудь и быстро охладил – охладил эти жуткие ожоги, которые его парализовали, охладил и без того замерзшего Тодда, до смерти усталого Тодда, который до того дрался с мэром, и Бен сказал, Тоддов Шум, скорее всего, остановился, потому что Тодд привык не транслировать его наружу, сказал, что Тодд тогда, видимо, не умер, скорее выключился от шока и холода, и вот этот дополнительный холод от снега задержал его здесь, достаточно задержал, чтобы он не совсем умер…

Но я знала другое…

Он ушел. Не хотел, держался, как только мог, но ушел…

Я видела, как он уходил.

Но ушел, возможно, недалеко.

Может быть, я не дала ему уйти – может быть, мы с Беном… задержали его достаточно близко, и он просто не успел уйти совсем далеко…

Настолько далеко, чтобы не суметь вернуться.

УСТАЛА? – спросил, входя, Бен.

– Нет, я в порядке.

Я отложила мамин дневник, который читала ему каждый день все эти последние недели… надеясь, что он меня услышит.

Надеясь, что он вернется оттуда, куда ушел…

КАК ОН? Бен подошел поближе, положил ладонь ему на лоб.

– Так же.

Бен повернулся ко мне.

ОН ВЕРНЕТСЯ, ВИОЛА. ОН ПРИДЕТ.

– Будем надеяться.

Я ЖЕ ВЕРНУЛСЯ. А У МЕНЯ НЕ БЫЛО ТЕБЯ, И МЕНЯ НИКТО НЕ ЗВАЛ.