Война хаоса

– Я только говорю, что ты спас его душу.

Я все еще бешусь, но эти слова меня задевают.

– Спас душу? – удивляюсь я.

– Ты его изменил, Тодд Хьюитт, – поясняет мэр. – Насколько это вообще было возможно. Он был никчемным мальчишкой, а с тобой стал почти мужчиной.

– Этого мы никогда не узнаем, – рычу я. – Ты его убил.

– На войне так бывает. – Мэр тяжело вздыхает. – Иногда приходится принимать страшные решения.

– Это решение принимать было необязательно, – возражаю я.

Мэр смотрит мне в глаза:

– Может быть. Но если и так, этому научил меня ты. – Он улыбается. – Ты заразен, Тодд.

– Твою душу уже никто не спасет, – бормочу я.

Внезапно в городе гаснет весь свет.

Только что мы смотрели на горящие окна в конце площади – окна домов, где греются мирные жители…

И вдруг они потухают.

А потом с другой стороны раздаются выстрелы…

Стреляют из единственного ружья…

Бах, потом еще раз: бах!

Мэр уже хватает винтовку, и я бегу за ним следом. Выстрелы прогремели за электростанцией, в переулке, который спускается к пересохшему речному руслу. Несколько солдат тоже бросаются туда, включая мистера О'Хару. Чем дальше от лагеря и костров, тем темнее становится вокруг, но больше ничего не происходит, ни звука не слышно.

Мы подбегаем к месту.

Электростанцию охраняли всего два стражника, обычные инженеры, – ну потому что кто станет нападать на станцию, когда между ней и спэклами стоит целая армия?

Но на земле у входа лежит два мертвых спэкла. И один мертвый стражник: его тело разорвано на три куска выстрелом из кислотного ружья. Внутри царит разруха, разъеденное кислотой оборудование стекает на пол – оказывается, кислота губительна не только для людей, но и для всего остального.

Второго стражника мы находим в ста метрах от входа, примерно на середине пересохшей реки. Видимо, он стрелял вслед убегающим спэклам. Ему снесло полголовы.

Мэр, понятное дело, недоволен.

– Это никуда не годится, – рычит он. – Кто так воюет? Ползают в темноте, точно пещерные крысы… Ночные вылазки вместо открытых сражений.

– Я запрошу отчеты у командиров рот, высланных на юг и на север, – говорит мистер О'Хара. – Надо узнать, как врагу удалось пройти мимо них.

– Хорошо, капитан, – отвечает мэр. – Но вряд ли они что-то заметили.

– Спэклы хотели отвлечь наше внимание от чего-то другого, – говорю я. – Чтобы мы ждали удара снаружи, а не изнутри. Для этого они и убили наших разведчиков.

Мэр медленно переводит на меня внимательный взгляд:

– Верно подмечено, Тодд.

Затем он оборачивается на темный город: из домов вышли люди в ночных сорочках и пытаются понять, что случилось.

– Будь по-вашему, – шепчет мэр себе под нос. – Что просили, то и получите.

Объятия Земли

[Возвращенец]

Земля понесла потери, показывает Небо, открывая глаза. Но дело сделано.

По Земле разносится эхо пустоты – скорбь по воинам, ударившим в самое сердце Бездны. Они уходили, зная, что не вернутся. Но благодаря их поступку глас Земли может петь.

Я бы тоже отдал свой голос, показываю я Небу, когда костер разгорается и начинает нас согревать, если б только знал, что это положит конец Бездне.

Тишина Возвращенца стала бы большим горем для Земли, показывает он в ответ. Ведь ты проделал такой длинный путь, чтобы воссоединиться с нами.

Длинный путь, думаю я.

В самом деле, путь был немалый.

Когда Нож вытащил меня из груды трупов и я поклялся, что убью его, мы услышали топот лошадиных копыт по дороге. Нож взмолился, чтобы я бежал…

И я побежал.

В городе царил хаос: суматоха и дым позволили мне незаметно пробраться через его южную часть. На окраине я спрятался и не вылезал до наступления темноты, а потом по извилистой дороге поднялся на холм. Стараясь не высовываться из кустов, я взбирался на вершину изгиб за изгибом, пока не вышел на голый склон, тогда я встал и побежал у всех на виду, каждый миг готовясь получить пулю в затылок…

И встретить конец, которого я так ждал и так боялся…

Но мне удалось одолеть холм.

И я побежал дальше.

Навстречу слухам, навстречу легенде, что жила в голосе Бремени. Мы тоже были частью Земли, но многие из нас никогда ее не видели – мы родились во время войны, после которой Земля ушла и пообещала не возвращаться. Потому и сама она, как бэттлморы, стала для нас сказочным преданием, что передавали шепотом из уст в уста, мечтая о дне, когда она вернется и спасет нас.

Кто-то потерял эту надежду. Другие никогда ни на что и не надеялись, так и не сумев простить Земле предательство.

А некоторые, как моя любовь – старше меня всего на несколько лун и тоже никогда не видевшие Землю, – ласково показывали, что я должен отринуть все надежды на другую жизнь, кроме того жалкого существования, которое мы ведем среди Бездны. По ночам, когда мне становилось страшно, они говорили, что однажды наш день придет, но это будет только наш день, а не Земли, которая нас предала.

Потом мою любовь забрали.