Когда я пишу или рассказываю о тех временах, я словно превращаюсь в Уолтера Дженкинса. Уолтера, который видел перед собой толпу, а не отдельных перепуганных горожан; Уолтера, которому была ближе сама идея человечества, нежели отдельные люди. В каком-то смысле можно сказать, что даже его жене приходилось соперничать за место в мыслях Уолтера с идеей самой себя. Он был человечным, безусловно, – но, думаю, с трудом представлял себе, что такое человек. Но иногда я его понимаю: когда я пишу о целенаправленном массовом уничтожении, проще перечислять разрушенные здания, чем глядеть людским страданиям прямо в лицо.
Что происходило с жителями Лондона в тот день и в ту ночь, когда архитектурные памятники их города взрывались и рушились у них на глазах? Надо сказать, что правительство Марвина при всех своих недостатках постаралось усвоить уроки Первой войны и довольно ответственно подошло к воплощению своих планов. Так что, когда эвакуация стала неизбежной, уже были разработаны стратегии исхода и подготовлены убежища. В бедных кварталах устроили укрытия – в подвалах, на станциях метро и даже в канализации. Лондонцы уходили из города в той или иной степени в соответствии с планом, и, хотя нашествие унесло немало жизней, потери не были сокрушительными. Большинство лондонцев пережили эту ночь – и встретились лицом к лицу с неизвестностью.
Но тогда я всего этого не знала – оставалось только сидеть в убежище и ждать.
Как я потом выяснила, последний аккорд атаки был весьма впечатляющим: боевая машина пришла в музейный квартал. Она аккуратно срезала тепловым лучом крышу Музея естественной истории, и заспиртованный марсианин, который стоял в фойе как жуткое напоминание о войне, был извлечен и переправлен в ямы Миддлсекса. Собратья вернули ему старый долг.
И, когда на землю спустилась ночь, марсиане на холме завыли:
– Улла! Улла!
Их вой разносился по всему Лондону – даже мы слышали его в своем туннеле. И если какой-нибудь самопровозглашенный эксперт начнет рассказывать, что марсиане – существа, лишенные всяких эмоций, дайте ему послушать записи этого воя, победного и ликующего.
– Улла! Улла!
Мы слышали его в туннеле глубоко под Темзой – я, Элис и семьи местных рабочих – и молились, чтобы он прекратился.
– Улла! Улла!
Книга II. Англия под властью марсиан
1. Письмо в Париж
Меня позвали в Берлин – встретиться с Уолтером Дженкинсом. Было начало мая 1922 года. Марсиане уже больше двух лет крепко держали Англию за горло, а все образованные люди, думаю, с опаской глядели на небо, где Марс неспешно плыл навстречу следующему противостоянию – оно должно было случиться в июне.
Впрочем, не думаю, что «позвали» – подходящее слово. Скорее уж убедили поехать – и сделал это майор Эрик Иден. Но началось все с Уолтера, который написал мне из Берлина и попросил помочь ему с планом, призванным «покончить с марсианской заразой, охватившей Англию». Все письма Уолтера обычно внимательно изучали его доктора, а также немецкие и английские военные – так эта записка попалась на глаза Эрику Идену. И он – возможно, к собственному удивлению – увидел нечто ценное в задумке Уолтера, которую от меня пока что держали в секрете.
Увидеться с Уолтером – мой долг! Так мне сказала Элис, которая почти не покидала квартиру в Баньоле с тех самых пор, как мы приехали в Париж.
Если вы все это время следили за моим рассказом, то знаете, что я не из тех, кто охотно поддается на уговоры властных мужчин – которых в моей жизни было в избытке. Я не стала торопиться с ответом. Утро вечера мудренее, решила я; но когда кончилась тихая, необычайно теплая парижская ночь и я проснулась в своей комнате с видом на руины Эйфелевой башни, разрушенной восемь лет назад немецким цеппелином, я все еще пребывала в сомнениях.
В конце концов я снова взяла письмо Уолтера и сосредоточилась на словах, обращенных лично ко мне.
«Пожалуйста, приезжай… Как и два года назад, ты, Джули, – единственный человек из всей моей семьи, которому я смело могу написать. Конечно, выбор у меня невелик с учетом того, что мой брат, твой бывший муж, пропал за марсианским Кордоном…»
Это подействовало на меня отрезвляюще. Какие бы мотивы им ни двигали, в каком бы состоянии ни пребывала его психика после длительного общения с Фрейдом и его коллегами, в трудную минуту он все еще искал поддержки именно у меня.