Война миров (The War of the Worlds)

I preached acceptable folly--my God, what folly!--when I should have stood up, though I died for it, and called upon them to repent-repent! . . .	Мои проповеди - сущее безумие, о боже мой, что за безумие! Я должен был восстать и, не щадя жизни своей, призывать к покаянию, к покаянию!..
Oppressors of the poor and needy . . . !	Угнетатели бедных и страждущих!..
The wine press of God!"	Карающая десница господня!..
Then he would suddenly revert to the matter of the food I withheld from him, praying, begging, weeping, at last threatening.	Потом он снова вспомнил о провизии, к которой я его не подпускал, умолял меня, плакал, угрожал.
He began to raise his voice--I prayed him not to. He perceived a hold on me--he threatened he would shout and bring the Martians upon us.	Он начал повышать голос; я просил не делать этого; он понял спою власть надо мной и начал грозить, что будет кричать и привлечет внимание марсиан.
For a time that scared me; but any concession would have shortened our chance of escape beyond estimating.	Сперва это меня испугало, по я понял, что, уступи я, наши шансы на спасение уменьшились бы.
I defied him, although I felt no assurance that he might not do this thing.	Я отказал ему, хоть и не был уверен, что он не приведет в исполнение свою угрозу.
But that day, at any rate, he did not.	В этот день, во всяком случае, этого не произошло.
He talked with his voice rising slowly, through the greater part of the eighth and ninth days--threats, entreaties, mingled with a torrent of half-sane and always frothy repentance for his vacant sham of God's service, such as made me pity him.	Он говорил все громче и громче весь восьмой и девятый день; это были угрозы, мольбы, порывы полубезумного многоречивого раскаяния в небрежном, недостойном служении богу. Мне даже стало жаль его.
Then he slept awhile, and began again with renewed strength, so loudly that I must needs make him desist.	Немного поспав, он снова начал говорить, на этот раз так громко, что я вынужден был вмешаться.
"Be still!" I implored.	- Молчите! - умолял я.
He rose to his knees, for he had been sitting in the darkness near the copper.	Он опустился на колени в темноте возле котла.
"I have been still too long," he said, in a tone that must have reached the pit, "and now I must bear my witness.	- Я слишком долго молчал, - сказал он так громко, что его должны были услышать в яме, - теперь я должен свидетельствовать.
Woe unto this unfaithful city!	Горе этому беззаконному граду!
Woe!	Горе!
Woe!	Горе!
Woe!	Горе!
Woe! Woe! To the inhabitants of the earth by reason of the other voices of the trumpet—"	Горе обитателям Земли, ибо уже прозвучала труба.
"Shut up!" I said, rising to my feet, and in a terror lest the Martians should hear us. "For God's sake—"	- Замолчите! - прохрипел я, вскакивая, ужасаясь при мысли, что марсиане услышат нас. - Ради бога, замолчите!..
"Nay," shouted the curate, at the top of his voice, standing likewise and extending his arms. "Speak!	- Нет! - воскликнул громко священник, поднимаясь и простирая вперед руки. - Изреки!