Война миров (The War of the Worlds)

In some places plunderers had been at work, but rarely at other than the provision and wine shops.	Во многих местах были видны следы грабежа - по большей части в винных и гастрономических магазинах.
A jeweller's window had been broken open in one place, but apparently the thief had been disturbed, and a number of gold chains and a watch lay scattered on the pavement.	В витрине ювелирного магазина стекло было разбито, но, очевидно, вору помешали: золотые цепочки и часы валялись на мостовой.
I did not trouble to touch them.	Я даже не нагнулся поднять их.
Farther on was a tattered woman in a heap on a doorstep; the hand that hung over her knee was gashed and bled down her rusty brown dress, and a smashed magnum of champagne formed a pool across the pavement.	В одном подъезде на ступеньках лежала женщина в лохмотьях, рука, свесившаяся с колена, была рассечена, и кровь залила дешевое темное платье. В луже шампанского торчала большая разбитая бутылка.
She seemed asleep, but she was dead.	Женщина казалась спящей, но она была мертва.
The farther I penetrated into London, the profounder grew the stillness.	Чем дальше я углублялся в Лондон, тем тягостнее становилась тишина.
But it was not so much the stillness of death--it was the stillness of suspense, of expectation.	Но это было не молчание смерти, а скорее тишина напряженного выжидания.
At any time the destruction that had already singed the northwestern borders of the metropolis, and had annihilated Ealing and Kilburn, might strike among these houses and leave them smoking ruins.	Каждую минуту тепловые лучи, спалившие уже северо-западную часть столицы и уничтожившие Илинг и Килберн, могли коснуться и этих домов и превратить их в дымящиеся развалины.
It was a city condemned and derelict. . . .	Это был покинутый и обреченный город...
In South Kensington the streets were clear of dead and of black powder.	В Южном Кенсингтоне черной пыли и трупов на улицах не было.
It was near South Kensington that I first heard the howling.	Здесь я в первый раз услышал вой.
It crept almost imperceptibly upon my senses.	Я не сразу понял, что это такое.
It was a sobbing alternation of two notes,	Это было непрерывное жалобное чередование двух нот:
"Ulla, ulla, ulla, ulla," keeping on perpetually. When I passed streets that ran northward it grew in volume, and houses and buildings seemed to deaden and cut it off again.	"Улла... улла... улла... улла..." Когда я шел по улицам, ведущим к северу, вой становился все громче; строения, казалось, то заглушали его, то усиливали.
It came in a full tide down Exhibition Road.	Особенно гулко отдавался он на Эксибишн-роуд.
I stopped, staring towards Kensington Gardens, wondering at this strange, remote wailing.	Я остановился и посмотрел на Кенсингтонский парк, прислушиваясь к отдаленному странному вою.
It was as if that mighty desert of houses had found a voice for its fear and solitude.	Казалось, все эти опустелые строения обрели голос и жаловались на страх и одиночество.
"Ulla, ulla, ulla, ulla," wailed that superhuman note--great waves of sound sweeping down the broad, sunlit roadway, between the tall buildings on each side.	"Улла... улла... улла... улла..." - раздавался этот нечеловеческий плач, и волны звуков расходились по широкой солнечной улице среди высоких зданий.