Война миров (The War of the Worlds)

I turned northwards, marvelling, towards the iron gates of Hyde Park.	В недоумении я повернул к северу, к железным воротам Гайд-парка.
I had half a mind to break into the Natural History Museum and find my way up to the summits of the towers, in order to see across the park.	Я думал зайти в Естественноисторический музей, забраться на башню и посмотреть на парк сверху.
But I decided to keep to the ground, where quick hiding was possible, and so went on up the Exhibition Road.	Потом я решил остаться внизу, где можно было легче спрятаться, и зашагал дальше по Эксибишн-роуд.
All the large mansions on each side of the road were empty and still, and my footsteps echoed against the sides of the houses.	Обширные здания по обе стороны дороги были пусты, мои шаги отдавались в тишине гулким эхом.
At the top, near the park gate, I came upon a strange sight--a bus overturned, and the skeleton of a horse picked clean.	Наверху, недалеко от ворот парка, я увидел странную картину - опрокинутый омнибус и скелет лошади, начисто обглоданный.
I puzzled over this for a time, and then went on to the bridge over the Serpentine.	Постояв немного, я пошел дальше к мосту через Серпентайн.
The voice grew stronger and stronger, though I could see nothing above the housetops on the north side of the park, save a haze of smoke to the northwest.	Вой становился все громче и громче, хотя к северу от парка над крышами домов ничего не было видно, только на северо-западе поднималась пелена дыма.
"Ulla, ulla, ulla, ulla," cried the voice, coming, as it seemed to me, from the district about Regent's Park.	"Улла... улла... улла... улла..." - выл голос, как мне казалось, откуда-то со стороны Риджент-парка.
The desolating cry worked upon my mind.	Этот одинокий жалобный крик действовал удручающе.
The mood that had sustained me passed.	Вся моя смелость пропала.
The wailing took possession of me.	Мной овладела тоска.
I found I was intensely weary, footsore, and now again hungry and thirsty.	Я почувствовал, что страшно устал, натер ноги, что меня мучат голод и жажда.
It was already past noon.	Было уже за полдень.
Why was I wandering alone in this city of the dead? Why was I alone when all London was lying in state, and in its black shroud?	Зачем я брожу по этому городу мертвых, почему я один жив, когда весь Лондон лежит как труп в черном саване?
I felt intolerably lonely.	Я почувствовал себя бесконечно одиноким.
My mind ran on old friends that I had forgotten for years.	Вспомнил о прежних друзьях, давно забытых.
I thought of the poisons in the chemists' shops, of the liquors the wine merchants stored; I recalled the two sodden creatures of despair, who so far as I knew, shared the city with myself. . . .	Подумал о ядах в аптеках, об алкоголе в погребах виноторговцев; вспомнил о двух несчастных, которые, как я думал, вместе со мною владеют всем Лондоном...
I came into Oxford Street by the Marble Arch, and here again were black powder and several bodies, and an evil, ominous smell from the gratings of the cellars of some of the houses.	Через Мраморную арку я вышел на Оксфорд-стрит. Здесь опять были черная пыль и трупы, из решетчатых подвальных люков некоторых домов доносился запах тления.
I grew very thirsty after the heat of my long walk.	От долгого блуждания по жаре меня томила жажда.