Война на Финском побережье 1854-1855 гг.

В «Абоских Известиях»1854 г. имеется указание на то, что наиболее опытный лоцман Ананий Михельсон, захваченный англичанами во время его плавания к Торнео, указал неприятелю не только путь к Улеоборгу, но также и те места, в которых обыватели этого города запрятали часть своих запасов. Бывшие с ним два матроса говорили, что Михельсон имел возможность избежать английского захвата, но не пожелал воспользоваться обстоятельством. Военный инженер Шателен, участник войны 1854 — 1855 г., описывая атаку и оборону Аландских укреплений, говорит, между прочим: «Командир английского парохода «Гекла», капитан Холь, захватив (в июне 1854 г.) несколько рыболовных судов, под обещанием владетелям отпустить их, добыл себе проводников. Бывали, наконец, и такие, которые просто спекулировали лоцманской службой и англичанам приходилось их отставлять за малую опытность в ней[60].

Несомненно, что фрондирующие и несколько недостойных лоцманов явились не более, как исключением из общего правила и потому мы отнюдь не склонны придавать этим отдельным случаям какого-либо распространительного толкования, так как все остальные факты показывают, что финны были столь же готовы «лечь костьми» за Царя и отечество, как и остальные русские подданные.

Оппозиционная фронда, как известно, находила себе поддержку в некоторых органах печати Швеции, которые полагали, что настал удобный момент для возвращения Финляндии. Вместе с тем, в Швеции признано было желательным выслушать голос самих финнов по вопросу о воссоединении. Такой голос скоро подал Эмиль фон Квантен, финн, родившийся в 1827 г. в гор. Бьернеборге. Под псевдонимом Peder Särkilах он в 1855 г. выпустил две брошюры о «Фенноманизме и скандинавизме» («Fennomani och skandinavism»). В первой из них и Квантен разъяснял то финно-национальное движение, которое проявилось в Финляндии, стараясь оправдать его и рассеять те облака недоразумения и охлаждения, которые были вызваны в Швеции этим фенноманским движением. Вторая его брошюра посвящена была разъяснению вопроса: «возможно ли вновь объединить Финляндию со Швецией?». Автор толкал Швецию в войну, чтобы затем вознаградить ее Финляндией, которая, по его мнению, должна быть отторгнута от России. Когда отторжение состоится, то, — пророчил Квантен, — в финнах проснется заглушенное стремление к свободе, и они с радостью протянут руки своим шведским освободителям. Но, — предупреждал Квантен, — развившееся уже у финнов национальное самосознание не дает возможности присоединить Финляндию к Швеции на прежних основаниях (т. е. провинции), а требует, чтобы она вошла в союз северных стран — Швеции, Норвегии и Дании, — как самостоятельное государство, но с общим для Швеции королем. Дипломатическое представительство, вместе с таможней и почтой, должны быть едины для Финляндии со Швецией, армию и флот необходимо организовать на одинаковых основаниях, бюджет следует иметь общий. Каждая страна будет иметь свой риксдаг, куда по общим делам будут взаимно посылать своих представителей. Такова основа политической теории Квантена.

Попутно, в изложении фактов и соображений, Квантен не упустил, конечно, случая излить чувства, которые он лично питал к России. Автор, очевидно, жил надеждой, что победа достанется западным государствам и что Россия будет разделена на несколько частей, почему он советовал Швеции не только отобрать Финляндию, но прихватить также и русскую Карелию[61].

Брошюры Квантена были широко распространены в Финляндии, но, — говорит Рейн, — особого влияния они не произвели; только в молодежи они поддержали политические мечтания о новом будущем их родины. Единственный голос, поднятый в Финляндии против политических домогательств партии «безкровных», принадлежал Снельману. Он смело разил их, доказывая несостоятельность задуманных планов и вред их для родины. Но один в поле не воин. Снельмана, конечно, чернили и в его статьях видели признательность правительству за представленное ему сенаторское кресло.