Война на Финском побережье 1854-1855 гг.

В Англии знали также о желании Швеции возвратить Финляндию, и в тоже время там было известно, что более благоразумные шведы понимали последствия такого воссоединения, когда им опять пришлось бы стать лицом к лицу с Россией, по уходе союзников из Балтики. Англия и Франция сознавали трудность гарантировать Швеции обладание Аландскими островами и Финляндией. Английский же историк Балтийской кампании находил, что Швеции можно было помочь: для этого надлежало поднять Финляндию против России. Надо полагать, что это мнение являлось не его личным, а разделялось и другими на Западе, где положение Финляндии в то время подвергалось частым обсуждениям и где группа людей усматривала, что нужно было отнять Финляндию у России, а не бороться с ней в Крыму.

Парижский мир 1856 г. разрушил воздушные замки маленькой финляндской фронды, но был момент, когда осуществление программы Квантена казалось несколько вероятным. Это — период переговоров, которые вела Франция, с целью вовлечения Швеции в Восточную войну.

Намерение Швеции принять участие в войне, естественно, возбудило большой интерес в Финляндии. Что думала по поводу этого обстоятельства фрондировавшая оппозиция легко, конечно, представить. Но даже для более спокойных людей, воззрения которых совершенно расходились с кучкой увлекавшихся, франко-шведские переговоры дали обильную пищу для соображений всякого рода. Вопрос о войне или мире, после падения Севастополя, продолжал всю осень обсуждаться в финляндском обществе, — как свидетельствует очевидец Авг. Шауман. К газетным известиям сделались еще более внимательными Русские и иностранные издания усердно прочитывались в Гельсингфорсском клубе, который помещался тогда на углу Эспланады и Унионской улицы (где теперь дом Эдлунда, а тогда был дом Ушакова). Клуб посещался также и русскими офицерами. Реляции и телеграммы, печатавшиеся в «Русском Инвалиде», финляндцам приходилось сообща и не без усилий «дешифрировать», в виду слабого знания ими русского языка. По прочтении газет начиналась политическая беседа. Но так как вполне откровенный политический разговор неудобно было вести в стенах клуба, в присутствии пестрой толпы его посетителей, то собеседники выходили на улицу, особенно в тех случаях, когда им приходилось обсуждать какой-либо текущий вопрос или дело, касавшееся Финляндии. Сам Авг. Шауман обменивался мыслями со Снельманом, во время прогулок по улицам от клуба до квартиры последнего. Подобные прогулки были особенно в ходу в ноябре (1855 г.), в период поездки Канробера в Стокгольм. О том, что поездка генерала Канробера весьма заметно отозвалась на настроении в Финляндии, и особенно на университетских кругах, свидетельствует также генерал-губернатор Ф. Ф. Берг в письме к гр. Армфельту (от 5-го (17-го) ноября 1855 г.), хотя имелись основания предполагать, что миссия Канробера была не более, как ловким шахматным ходом со стороны Наполеона, дабы побудить Россию к принятию проектированных условий мирного договора. «Миссия ген. Канробера, — писал ген. Берг, — сильно волнует молодую университетскую Финляндию и еще некоторых в крае. Если миссия этого генерала не будет иметь благоприятных результатов в интересах врагов, то все стихнет здесь на некоторое время» ...

Участие Швеции могло быть богато разными последствиями, почему даже такой серьезный человек, как Снельман, подвергал его внимательному обсуждению.

Некоторые свои мысли по этому вопросу Й. В. Снельман имел случай высказать в статье, направленной против финских симпатий к полякам 1863 г. Участие Швеции прежде всего создало бы, по его мнению, братоубийственную войну, так как естественно, что союзники неизбежно направили бы шведские войска в Финляндию. Однако, Швеция не извлекла бы особых выгод для себя, так как первым результатом её участия явилась бы блокада финских берегов, а такая блокада не может быть желательна Стокгольму. Союзникам также не выгодно было бы производить высадку на финскую землю, ибо редкое население края и отсутствие предметов первой необходимости для пропитания десантного отряда, неизбежно побудило бы неприятеля не позже ноября оставить край. Если население Финляндии в 1808 и 1809 годах скрывалось в леса при приближении собственного войска, то тем более оно сделало бы это, при виде неприятеля. Наконец, не извлекла бы пользы из войны и сама Финляндия. Среди других народов война подымает чувства национальности и самостоятельности, но для этого необходимо обладать прежде всего политической независимостью и правом собственной защиты, чего у Финляндии не имеется. Наиболее же возмущался Снельман толками о нейтралитете, которые особенно были в ходу в 1863 г., и удивлялся, как могла возникнуть подобная несообразная мысль. Вообще он очень горячо осуждал тех своих соотечественников, которые дали Западу повод желать создания из Финляндии «второй Польши», а в этом повинны были, по его словам, именно сами финляндцы.