– Это может сработать, – с сомнением протянул я. – Но у Скёлля хватает людей.
Я отметил, что мое замечание разозлило Сигтригра. Он рвался идти на приступ и не был расположен выслушивать возражения. Кроме того, наши слабые места он знал и сам. Принесенный восточным ветром дождь мешал нам рассмотреть форт и создавал еще одну трудность.
– Тетивы отсыреют, – пробормотал я.
– К чертям тетивы! – рявкнул Сигтригр, но он понимал, что я прав.
Под дождем тетивы намокают. Я привел лучников, чтобы поражать воинов на стенах, но в сырую погоду стрелы летят плохо. Даже сухая и хорошо натянутая тетива не обеспечивает охотничьему луку достаточной силы, чтобы пробить щит, и редкий наконечник пройдет через звенья кольчуги, и все же шквал стрел заставил бы защитников не высовываться за железный обод щита.
– Так что же нам делать? – спросил Сварт.
– Завтра поутру, – энтузиазма в голосе Сигтригра не слышалось, – мы пойдем в атаку через рвы. – Он выделил слово «мы», давая понять, что это предстоит сделать его собственным дружинникам. – Но слишком сильно давить не будем. Наша задача – заставить врага думать, что главный приступ состоится здесь.
Зять отполз немного от края и посмотрел на Ситрика. Тот привел шестьдесят два воина из Дунхолма.
– Ты расположишься справа от нас, – продолжил объяснять Сигтригр. – Задача твоих людей будет не дать их всадникам обойти нас с фланга. А ты, тесть, – его взгляд обратился на меня, – будешь делать то же самое на левом крыле.
– Сдерживать всадников?
– И потихоньку подбираться к северному углу. – Он помедлил, словно ждал от меня чего-то, но я просто кивнул. – И когда сочтешь момент удобным… – продолжил он.
– Мы нанесем удар, – закончил я за него.
– Ты атакуешь северный угол. – В голосе зятя совсем не чувствовалось уверенности, и я понимал, что его подмывает отступить, оставив Скёлля сидеть в своей крепости, и отправиться на юг в надежде найти более удобное место для битвы.
– Проклятый дождь, – проворчал он, отползая все дальше с вершины холма.
Дождь не только портит тетиву – он делает рукояти мечей скользкими, щиты тяжелеют, он просачивается под кольчугу, отчего пробирает холодом до костей, а кожаные поддевки натирают кожу. Врагу приходится обычно не слаще нашего, ясное дело, но той ночью противник спал под крышей, у очага, слушая, как дождь шумит по кровле. Они спали, а мы мучились и молились.
– Молились, господин? – поэт-священник встрепенулся.
– Наша позиция там была очень уязвимой, – пояснил я. – Мы находились в глубокой долине, и Скёлль мог вывести своих людей и обрушиться на нас с высоты. Но он не сделал этого, оставив нас в покое. – Я помолчал, вспоминая. – Это был риск, но норманны не любят сражаться по ночам. И никогда этого не делают.
– Но вы молились, – упрямо ввернул отец Селвин.
Я видел, к чему он клонит.
– Ну конечно! Но молились Фрейру, а не твоему богу.
– Ах! – Он покраснел. – А кто такой Фрейр?
– Бог погоды, – ответил я. – Сын Ньордра, морского бога. А в твоей религии разве нет бога, отвечающего за погоду?
– Бог только один. – Слишком перепуганный, Селвин не замечал, что я подшучиваю над ним. – Господин, один бог, чтобы управлять всем.
– Тогда нечего удивляться, что льет как из ведра. А вот Фрейр откликнулся на наши молитвы.
– Неужели, господин?
– Ночью дождь прекратился и задул южный ветер.
– Южный? – Он понимал, что завершение дождя – хорошая новость, но не мог уловить значения перемены ветра.
– Что бывает, когда теплый ветер дует над сырой землей? – спросил я.
С удар сердца священник глядел на меня.
– Туман, господин?
С рассветом пришел густой туман, затянувший горы. В этом тумане воины поднимали служившие им подушками щиты, проверяли, свободно ли выходят мечи из влажных ножен, пили эль и топали ногами, чтобы согреться. Выступили мы или, точнее, стали покидать место, где провели ночь, перед восходом солнца. Кто взбирался прямо на холм, кто огибал его, не видя ничего дальше двадцати или тридцати шагов. Мы спугнули оленя, кинувшегося вниз по склону, и я попытался разглядеть в этом внезапном бегстве знамение.