Туман, более густой, чем дым в пиршественном зале, окутал нас и, как мы надеялись, приглушил все звуки. Хотя мы и настрого приказали хранить тишину, в серой пелене то и дело раздавался стук ножен по щиту, топот, слышалось ругательство, сорвавшееся с уст поскользнувшегося человека, шорох травы и вереска. И все-таки боги любили нас тем утром, потому что каким-то чудом мы не сбились с пути. Эдрик, с его чутьем браконьера, вел нас. Хотя нам потребовалось время, очень много времени, чтобы преодолеть тот короткий подъем. Сначала мы следовали остаткам римской дороги, но ближе к форту свернули налево, на пологий склон, расположенный выше укреплений Скёлля. Как и Сигтригр, я рассчитывал начать атаку в полумраке, но, когда мы добрались до места, солнце уже пробивалось сквозь туман на востоке. В тумане начали проступать очертания, сам он стал рассеиваться, и я увидел стену и копейщиков на ней. Наши старания соблюсти тишину пропали попусту: враги были готовы к встрече. Они в любом случае проснулись бы, потому что Сигтригр и Сварт уже командовали, выстраивая своих воинов в «стену щитов». Противники, слыша их приказы, начали выкрикивать обидные слова. Стрела вылетела из крепости и воткнулась в дерн, упав с большим недолетом.
– Беббанбург! – заорал я, не столько бросая вызов, сколько чтобы собрать своих. Финан и мой сын откликнулись, и вскоре из тумана начали появляться мои воины.
– «Стена щитов»! – командовал Финан. – Здесь!
Он располагался слева от людей Сигтригра, которые продолжали строиться по мере того, как отстающие находили путь в разносимом ветром тумане.
– Шевелись! Живее! Живее! – взывал мой сын.
Кое-кто из дружинников Сигтригра по ошибке пристал к моим, и потребовалось время, чтобы они разобрались и вернулись к своим. Туман редел. Я влез на небольшой пригорок, заглянул поверх нашей нестройной «стены щитов» и увидел воинов в шлемах, наблюдающих за нами со стены Хеабурга. Они смотрели и потешались, считая, что мы все обречены.
Подоспел Рорик с моим штандартом.
– Разверни его здесь, парень, – велел я. – И…
– И держаться подальше от боя, господин? – прервал он меня.
– И держись подальше от боя, – договорил я, помогая ему воткнуть древко знамени в дерн. – А если что-то пойдет не так, – добавил я, – дуй отсюда как ветер.
Зачем я ему это сказал? В тот самый момент, когда туман снова начал сгущаться, я понял, что ошибся с выбором. Нам следовало сражаться со Скёллем в любом месте, только не в этих горах, куда он нас заманил.
– Край «стены» здесь! Здесь!
Это был Берг. Каким-то образом ему удалось притащить в целости и сохранности свое драгоценное знамя с орлом, а также копье и щит. Он с силой воткнул древко флага в землю, обозначая северную оконечность нашей «стены щитов».
– Равняйся по мне! – гаркнул Берг. – Сюда! – Чтобы быть более приметным, он развернул знамя. – Сюда!
Он стоял лицом к нам, и внезапный разрыв в тумане явил нам фигуры воинов Скёлля у него за спиной, причем близко к нему, слишком близко. Эти воины вышли из форта, чтобы напасть на нас прежде, чем «стена щитов» окончательно выстроилась, – воины в серых шлемах, с оскаленным волком на щитах, воины, вынырнувшие с воем из серого тумана.
Берг даже не успел выхватить меч.
Перечитывая написанные отцом Селвином строки, я нахмурился, вспоминая ту внезапную атаку в утреннем тумане.
– Да, думаю, можно сказать, что мы стояли твердо, – согласился я. – В конечном счете…
– В конечном счете, господин?
– Нас застигли врасплох, – пояснил я. – Это мы намеревались неожиданно напасть на них под покровом тумана, но они напали первыми. Мы не были готовы. Нас спасло то, что Скёлль не отрядил достаточного количества людей. Не думаю, что их было больше шестидесяти человек. А ему следовало послать две сотни.
– И это те самые… Господин, как ты их называешь? Ульф…
– Ульфхеднар, – сказал я. – Нет, эти воины не были обезумевшими, хотя, как ты правильно заметил, яростно стремились в схватку.
Люди Скёлля пусть и не одурманили себя беленой, все равно шли как волки, с хищным воем. Не успев опомниться, я потерял восьмерых. Я до сих пор виню себя в их гибели. Если ты предводитель, то твой успех – это успех твоей дружины. Но неудача – только твоя. То есть моя.