Война Волка

— Мы всегда молимся, — ответила она, — вся жизнь — молитва. Вот, господин, — она протянула мне что-то, завернутое в льняную ткань. Я развернул и обнаружил кусок кровяной колбасы. — А это вино лорда Осферта, — добавила Мус, опуская у моих ног флягу.

— Лорда Осферта?

— Он же сын короля, разве нет?

— Он бастард.

— Народ болтает, что и лорд Этельстан тоже бастард.

— Нет. Его родители были женаты. Я знаю священника, который их обвенчал.

Она протащила скамейку по полу и уселась напротив меня.

— В самом деле?

— Точно.

— Значит... — начала она, но засомневалась.

— Значит, — продолжил я, — он законный наследник отцовского трона.

— Но... — сказала она и опять запнулась.

— Но, — закончил я, — этот мелкий кусок дерьма Этельвирд имеет могущественного дядюшку.

— Ты про Этельхельма?

— Чья сестра стала женой Эдуарда.

— Но он отослал ее прочь, — сказала Мус, — и теперь у него новая женщина.

— Однако, — напомнил я, — у лорда Этельхельма четыре или пять сотен воинов. А у той новой женщины войска нет, только красивые сиськи. — Мус захихикала, а я нахмурился. — Тебе не следует над этим смеяться. Ты же монахиня.

— Разве я похожа на монахиню?

Она была в бледно-желтом льняном платье, а когда я рассмотрел получше, то увидел, что края платья расшиты голубыми цветами. Дорогое, решил я.

— Ты что, не монахиня?

— Я была лишь послушницей, господин.

— Послушница? Звучит как «прислуга».

— И меня выгнали, — печально сказала Мус. — Настоятельнице я не нравлюсь.

— И что... — начал я, но решил, что вопрос задавать незачем.

— Я прислуживаю в большом доме, — все же ответила она. — И я нравлюсь лорду Осферту. — Увидев выражение моего лица, она рассмеялась. — Он бы и хотел, господин, да боится своего Бога.

Я тоже рассмеялся.

— Мужчины глупы. Женщины делают их глупцами.

— В этом наше искусство, — улыбнулась она.

— У некоторых женщин — да, — сказал я. — Но жизнь несправедлива. Не все женщины привлекательны.

— Мне говорили, твоя дочь была красавицей.

Я улыбнулся. Отчего-то разговор с Мус о Стиорре не причинял боли.

— Да. Она была темноволосая и высокая, совсем не похожа на тебя. Суровая красота.

— Мне жаль, господин.

— Это рок, Мус, судьба. — Я отхлебнул из фляжки и нашел вино Осферта кислым. — Значит, теперь ты служанка?

— Я присматриваю за служанками на кухне и в главном зале, — сказала она, — и пришла попросить об одолжении.

— Проси, — кивнул я.

— К нам тут прибилась девчонка. По-моему, ты ее знал. Винфлед. У нее рыжие волосы.

— Белка, — произнес я.

Мус рассмеялась.

— Правда, похожа. Она и ее муж помогают на кухне.

— Он монах, — сказал я, — и нарушил обеты.

— Правда? — удивилась она.

— Жизни в молитве он предпочел Белкины сиськи.

— Немало монахов наслаждаются и тем, и другим, — равнодушно ответила Мус. — Я хочу, чтобы ты поговорил с Винфлед, господин.

— Я?

— Ты ведь знаешь, что с ней случилось?

— Ее изнасиловали.

— И не раз, — сказала Мус.

У внутренней двери появился Рорик, заметно смущенный присутствием Мус.

— У меня тут сыр и хлеб, господин, — запинаясь, произнес он, — и эль.

— Поставь на стол, — сказал я, — а потом ступай, помой Тинтрига. — Он медлил, глядя на Мус. — Ступай! — Он ушел. — Хочешь сыра? — спросил я Мус.

Она покачала головой.

— Это причинило ей боль, господин.

— Она не первая и не последняя.

— Она кричит по ночам.

— А брат Бедвульф не может ее успокоить?

— Он слаб, господин.

Я фыркнул в ответ.

— Значит, ты хочешь, чтобы я ее утешил?

— Нет. — В словах Мус ощущалась сила. Она выглядела такой красивой и утонченной, но в этом маленьком теле скрывалась основа из стали.

— Так чего же ты хочешь?

— Знаешь, что о тебе говорят?

Я усмехнулся.

— Что я старик. Называют меня Утредэрв — это значит Утред Нечестивый, называют убийцей священников, а еще называют Элдордеофол.

Последнее значило «предводитель демонов».

— А еще говорят, что ты добрый, щедрый и наказываешь насильников.

— Последнее из того, что ты перечислила — правда, — проворчал я.

— Ты даже своим воинам не позволяешь избивать собственных жен.

— Иногда позволяю.

Правда, нечасто. Я наблюдал, как отец бил мою мачеху, и это было не очень приятно. Что же до насилия — я видел, что сделали с дочерью Рагнара и с Хильдой, и мало какое преступление вызывало во мне бо́льший гнев.

— Значит, говоришь, я добрый, — сказал я Мус.

— Нет, я о том, что Винфлед должна знать, что не все мужчины — насильники либо тряпки.

— И я сумею ее в этом убедить? — усомнился я.

— Ты Утред Беббанбургский. Тебя все боятся.

Я опять фыркнул.

— И ты тоже, Мус?

— Я трепещу перед тобой, господин, — улыбнулась она. — Так ты поговоришь с ней?

— В последний раз, когда мы с тобой виделись, Мус, — сказал я, — по крайне мере, до этого года, я грозил спустить с тебя шкуру.

— Я тебе не поверила. Разве ты когда-нибудь стегал кнутом женщину?

— Никогда.

— Значит, я не ошиблась, — сказала она. — Так ты поговоришь с Винфлед?

Я отхлебнул кислого вина.