Война Волка

— Ты знаешь, что говорить? — спросил я Сигтрюгра.

— Конечно, знаю. Ты мне десять раз говорил. Двадцать раз, — он беспокоился и сердился, и я не мог его осуждать. Саксы пренебрежительно с ним обращались, унижали. В зал входило все больше людей, и я замечал, как они посматривают на Сигтрюгра — с удивлением и любопытством. Всю жизнь они проводили в бесконечной войне между христианами и язычниками, и вот теперь, у стены королевского зала, стоял последний король-язычник, как проситель.

В огромную дверь зала вошел Брунульф Торкельсон, западный сакс, которому я спас жизнь, и, оставив Сигтрюгра на Финана и гиганта Сварта, я пошел к нему. Он нес щит и копье, поскольку был в числе королевских стражников, которые выстроятся по сторонам зала либо перед помостом. Брунульф тепло меня поприветствовал.

— Я слышал, что ты здесь, господин, и надеялся тебя встретить. — Он поколебался и, нахмурившись, добавил: — И я слышал про твою дочь, господин. Сожалею.

— Злая судьба, — сказал я и смолк — в дверь шагнул Этельхельм-младший в сопровождении свиты из двенадцати человек. Похоже, он был поражен, увидев меня, и резко свернул, чтобы не проходить рядом. На Этельхельме был красный плащ, как на всех его людях, только с шикарным меховым воротом и золотой застежкой. Он прошел к переднему ряду, и гости, занявшие скамью, поспешно сдвинулись, уступая место.

— Ты знаешь Гримбальда? — спросил я Брунульфа.

— Я знаю троих с таким именем, — сказал он.

— Сторонника Этельхельма, — добавил я.

Он обернулся и посмотрел в зал.

— Вон там, — он кивнул на занятую Этельхельмом скамью. — Вон тот, в шапке из лисьего меха.

Я взглянул.

— С расплющенным носом?

— Это он, — сказал Брунульф. — Ты слышал, что его люди прошлой ночью ввязались в пьяную драку? Пятеро убитых.

— А с кем они дрались?

Брунульф глядел на меня подозрительно, но с едва заметной улыбкой.

— Хочешь сказать, тебе это неизвестно, господин?

— Мне? — удивился я. — Про их драку? С чего ты взял, что я мог участвовать в уличной пьяной драке? Я олдермен Нортумбрии, человек почтенный.

— Разумеется, господин.

Я оставил его у двери и стал пробираться к помосту через толпу. Этельхельм при моем приближении отвернулся, делая вид, что поглощен беседой с сурового вида священником, сидевшим с ним рядом. Гримбальд, расположившийся через несколько шагов от них, привстал, но понял, что от меня ему не сбежать, и снова сел. Я остановился прямо перед ним и молча посмотрел на него. Он уставился на пряжку моего ремня, украшенную бронзовой волчьей головой. Все вокруг притихли. Гримбальд дрожал, я улыбнулся, склонился над ним и прошептал на ухо:

— Ты покойник.

Он не пошевелился. Я повернулся к Этельхельму и улыбнулся ему.

— Когда-нибудь, — сказал я, — тебе обязательно нужно посетить Беббанбург, встретиться со своим племянником. Он славный малыш. Ты знаешь, с каким нетерпением я жду нашей встречи.

Этельхельм не мог меня игнорировать. Он встал. Тридцатилетний мужчина с приятной внешностью, узколицый, с надменным взглядом. Видимо, слуга брил его этим утром — на подбородке осталось два маленьких пореза от бритвы. Золото и на шее, и на красном плаще, и на пальцах. Он шагнул ко мне с явным намерением затеять ссору, но тут рог возвестил о прибытии короля Эдуарда, и все в большом зале поднялись на ноги, сорвали шапки и склонили головы перед помостом. Рев рога заставил Этельхельма отвернуться от меня и поклониться, хотя его поклон был скорее небрежным кивком. Я не кланялся и не кивал, а вернулся к Сигтрюгру.

— Я только что заставил кое-кого обмочиться, — сообщил я ему.

Сигтрюгр проигнорировал мое хвастовство.

— И это король? — усмехнулся он, всматриваясь в помост.

Я тоже всмотрелся — и был поражен. Я видел Эдуарда вчера вечером, но он сидел, навалившись на стол, тело укутывал плащ, лицо полускрыто. Теперь, при солнечном свете, льющемся через высокие окна, выходящие на восток, я разглядел его получше. Он растолстел и хромал, темные волосы под инкрустированной изумрудами короной поредели и стали седыми. Борода тоже поседела, а лицо, когда-то красивое, покрылось пятнами и морщинами. Он проживет недолго, подумал я, а когда умрет, начнется петушиный бой за корону.

Я думал, что пять кресел предназначены для Эдуарда, его жены Эдгивы и старшего сына Этельвирда, а одно из оставшихся предложат Сигтрюгру, но я ошибался. Королева Эдгива и принц Этельвирд в самом деле уселись по обе стороны от короля, но два других кресла заняли архиепископы, последовавшие на помост за королевской семьей, оба в богатых одеяниях. Я не был знаком с Ательмом, новым архиепископом Контварабурга, западным саксом с худым аскетичным лицом и такой длинной бородой, что она скрывала нагрудный крест. Прежде чем усесться, он окинул зал суровым взглядом, а Хротверд из Эофервика улыбнулся собравшимся, подождал, пока Эдгива займет свое место, и только тогда сел сам.

— Они привели своих колдунов, — пробормотал Сигтрюгр.

— Как всегда.