— У них право убежища, господин, — поправил я его, подошел к алтарю и вытер белой скатертью следы крови и дождя с клинка Вздоха Змея. — Церковь, — пояснил я норвежцам, незнакомым с этим понятием, — дает убежище преступникам. Пока они внутри, мы не можем их тронуть, сами не став преступниками. — Я пнул упавшие мечи в сторону Берга. — Если мы нападем на них здесь, то нас накажут.
— Меня наказать не посмеют, — возразил Сигтрюгр.
— Ты еще не знаком с яростью священников, — не согласился я. — Они проповедуют мир и требуют смерти врагов. Кроме того, я хочу их отпустить.
— Отпустить? — поразился Сигтрюгр.
— Ну, кто-то же должен принести лорду Этельхельму хорошие новости, — пояснил я, вернул Вздох Змея в ножны и повернулся к пленникам.
Оба были еще молоды. Один, с синяком на щеке, трясся от страха, другой вел себя поувереннее, у него хватило мужества посмотреть на меня. С Сигтрюгром я говорил на норманноском, но теперь перешел на язык саксов.
— Кто вы? — спросил я того, кто посмелее.
Он замялся, но в итоге разум возобладал над желанием бросить вызов.
— Хельмстан, — пробормотал он. Я подождал. — Господин, — добавил он с обидой в глазах.
— Кому вы служите?
Снова возникла заминка, и на этот раз ответ выпалил второй, более молодой и испуганный:
— Гримбальду, господин.
— Гримбальду, — повторил я незнакомое имя. — А кому служит Гримбальд?
Хельмстан сердито глянул на своего спутника и ничего не сказал, поэтому я вытащил Осиное Жало, короткий меч, и улыбнулся.
— Сегодня вечером он еще не пил кровь, и его мучает жажда.
Священник возмутился, но замолчал, когда я направил Осиное Жало на него.
— Так кому служит Гримбальд? — спросил я еще раз.
— Гримбальд служит лорду Этельхельму, господин, — неохотно признал Хельмстан.
— Сегодня вечером вас вел Гримбальд?
— Нет, господин.
— А кто?
— Тортред, господин.
Это имя мне тоже было незнакомо, и я предположил, кем бы он ни был, что теперь это лишь мертвец на улице.
— Тортред служил Гримбальду? — спросил я.
— Да, господин.
— И какой же вы получили приказ? — поинтересовался я. Никто не ответил, и поэтому я шагнул к ним и поднял Осиное Жало. — Меня называют убийцей священников, — сообщил я, — думаете, меня волнует какое-то там сраное убежище?
— Нам приказали убить тебя, господин, — прошептал испуганный юнец и застонал, когда я прижал Осиное Жало к его опухшей щеке.
Я задержал меч на пару мгновений, а потом шагнул назад и убрал сакс в ножны.
— Передайте Гримбальду, — приказал я им, — что у него теперь два новых врага. Утред Беббанбургский и Сигтрюгр Нортумбрийский. А теперь — идите.
И они ушли.
Глава 3
— Если мы намерены раздавить Скёлля, — сказал мне Сигтрюгр на следующее утро, — нам следует заключить мир с Эдуардом. Я могу сражаться с одним или с другим, но не с обоими.
— Эдуард болен, — ответил я, — он не станет сражаться.
— А ты уверен? — усомнился Сигтрюгр, и я лишь пожал плечами. — Может, сам он и болен, — продолжил Сигтрюгр, — но его войско — нет. — Он помедлил, пока Сварт открывал ставни таверны, чтобы впустить солнечный свет. Дождь перестал. Сигтрюгр потянулся задуть свечи. — Если Эдуард не может вести армию, — мрачно сказал он, — то поведут его олдермены.
— Они дерутся между собой, как голодные псы, из-за того, кто унаследует трон.
— Верный способ их объединить, — ответил Сигтрюгр, — дать им общего врага — меня. — Он наколол на нож ломтик бекона и мрачно смотрел на него. — С чего ему хотеть мира? Почему просто не захватить нас?
— Из-за беспорядков в его собственном королевстве, — пояснил я. — Мерсийцы до сих пор недовольны, датчане в Восточной Англии не угомонились, он взял новую жену, у которой сиськи пахнут лавандой, и он нас боится.
— Боится?
— Допустим, он вторгнется в наши земли, — продолжил я. — Допустим, поведет войско к северу через Линдкольн. Ведь мы разобьем его в прах?
— А мы сумеем? — хмуро спросил Сигтрюгр. — Их будет больше, чем нас.
— Они же саксы, — проревел Сварт, — конечно, мы их разобьем.
— Да, он превзойдет нас числом, — согласился я, — но ты не хуже меня знаешь, что численность — это еще не все. Он думает, что справится с нами, но сам в этом не уверен. — Я отломил кусок черствого хлеба, потом решил, что, пожалуй, не голоден, и бросил его псам. — И не забывай, — продолжил я, — мы страшные норманны. Когда я был молод, мы считали, что воин-датчанин стоит трех саксов.
— Четырех, — вставил Сварт.
— Ну, положим, это не так, — сказал я, заработав хмурый взгляд Сварта, — но страх остается. Саксы считают нас дикарями-язычниками и предпочтут уговаривать нас подчиниться, а не воевать. Если придется, они, конечно, будут сражаться, но Эдуард боится поражения, поскольку, если мы разобьем его армию, мятежники Восточной Англии и мерсийцы опять потребуют собственного короля, а знать Уэссекса захочет нового короля.
Сигтрюгр невесело улыбнулся.
— Может, стоит вторгнуться в Мерсию? Разбить сволочей.
— Сделаем так, — сказал я, понимая, что он не всерьез, — и Константин Шотландский ударит нам в спину.