Война Волка

Сигтрюгр что-то пробормотал. На витан он вырядился в плащ из темно-синей шерсти с золотой оторочкой. На столе рядом с кувшином эля лежала его корона — простой ободок из позолоченной бронзы.

— У этого эля вкус коровьей мочи, — буркнул он. — Думаешь, мне не стоит заключать мир с Эдуардом?

— Зависит от цены.

— Я хочу смерти Скёлля, — мстительно произнес он. — Смерть мерзавца стоит любой цены.

— И даже готов подчиниться Эдуарду?

Сигтрюгр скорбно взглянул на меня.

— Выбор у меня небольшой.

— И креститься готов?

— Я не против искупаться.

— А дань?

— Снаряжу пару кораблей, — ухмыльнулся он, — и пойдем в море викингами. Нападем на богатый уэссекский монастырь, вот и дань.

— И даже если ты подчинишься, — проигнорировал его идею я, — и заключишь договор, саксы нарушат его, как только решат, что могут без опаски вторгнуться в твои земли.

Он кивнул.

— Но до тех пор я все же успею прикончить Скёлля.

— Если я не доберусь до него раньше тебя.

Он чуть улыбнулся в ответ.

— Что нас ждет, если я откажусь подчиниться?

— Саксы станут все смелее. Начнут провоцировать тебя мелкими набегами, поставят небольшие отряды на границе, сильнее обложат налогами твою торговлю, их корабли будут захватывать ваши торговые суда, и в конце концов они вторгнутся.

— Значит, мы в любом случае проиграем?

— Нет, если укрепим свои силы.

Сигтрюгр безрадостно рассмеялся.

— И как же мне это сделать?

— Мы разобьем Скёлля, — твердо ответил я, — и присоединим Кумбраланд к Нортумбрии. Мы заставим всех норвежцев принести тебе клятву верности. Создадим армию ульфхеднаров. Объединим норвежцев и направим на саксов гнев наших богов.

— Идея мне нравится, — спокойно сказал Сигтрюгр.

Если бы я знал, чем обернутся мои слова, то промолчал бы. Или нет. Wyrd bið ful āræd. Но Сигтрюгру эти слова дали немного надежды. Он в раздумьях водил пальцем по краю своей короны.

— А если мы не заключим мир с Эдуардом, Кумбраланд нам не покорить.

Я неохотно кивнул.

— Да, мой король. Мы не можем сражаться одновременно с обоими.

Он встал.

— Тогда пошли пресмыкаться перед этой сволочью.

И мы пошли вверх по холму. Мы будем пресмыкаться.

Мы миновали церковь святой Эльфриды, где загнали в угол двух беглецов. Ночной дождь смыл с улицы кровь, а люди городского рива убрали тела. На вершине холма звонил колокол, должно быть, созывал на витан, но крутую дорогу, ведущую к большой церкви и дворцу, охраняли стражники с копьями. Они преградили нам путь наверх, пропуская всадников — пятьдесят или шестьдесят человек, все в кольчугах, шлемах и с копьями, и все ехали во дворец. В центре отряда двигалась маленькая повозка, запряженная парой сильных лошадей.

Повозка, на вид чуть лучше, чем обычная крестьянская телега, была задрапирована темно-синей тканью и выложена подушками, на которых сидели две женщины и священник. Одна старая, другая моложе, с узким лицом, в облегающем чепце, скрывающем большую часть ее темных волос. Она была в богатой одежде мрачно-серого и черного цвета и выглядела печальной, а ее грудь украшал большой серебряный крест. Повозка угрожающе покачивалась на неровной дороге, и молодая женщина цеплялась за край, чтобы не потерять равновесие.

— Кто это? — спросил Сигтрюгр.

— Не знаю, — ответил я, что было правдой, хотя это узкое печальное лицо казалось смутно знакомым. Она бросила на меня взгляд — похоже, узнала, и быстро отвела глаза, когда повозку снова тряхнуло. Казалось, она едва сдерживает слезы. Старуха обняла молодую за плечи, а священник что-то ей тихо сказал, наверное, пытался утешить.

— Ну и уродина, — сказал Сигтрюгр. — Похожа на лошадь.

— Ей холодно, и она несчастна, — ответил я.

— Так она и похожа на замерзшую несчастную лошадь.

Вслед за повозкой и ее эскортом мы прошли вверх по холму, через арку, где у нас забрали мечи, и дальше в огромный зал, где между высоких балок курился дым сырых дров. Столы были сдвинуты в сторону, а скамьи расставлены полукругом у большого очага перед помостом, на котором стояли пять стульев с высокими спинками, задрапированные алой тканью. Около сотни гостей уже прибыли и расселись как можно ближе к огню, но некоторые стояли и вполголоса разговаривали. Когда мы вошли в зал, на нас посмотрели, узнали и принялись шептаться. Для большинства присутствующих мы были диковинными созданиями — язычниками, вызванными к жизни персонажами их ночных кошмаров.

— Где сядем? — спросил Сигтрюгр.

— Мы не будем садиться, — ответил я, — пока не будем.

На скамьях расселась знать трех королевств Эдуарда, а позволить Сигтрюгру сесть рядом с олдерменами, епископами и аббатами означало бы принизить его статус. Как я понял, помост предназначался для королей, и хотя Сигтрюгр, несомненно, король, мне совсем не хотелось, чтобы он занял кресло, а потом публично был вынужден его оставить. Он уже присутствовал на витане в Хунтандуне и сидел тогда на возвышении, рядом с Эдуардом, но в том случае он был гостем Этельфлед, а она обладала любезностью, которой ее брату недоставало. Если Эдуард хочет видеть короля Нортумбрии на почетном месте, он его пригласит, а если нет, то лучше нам постоять в сторонке, в глубине зала.