Читаем Войны кровавые цветы: Устные рассказы о Великой Отечественной войне полностью

Чапай не утонул… Зашел он к одному старичку и кричит: «Кто здесь хозяин?» Выходит седенький старичок и говорит: «А кто ты такой?» — «Я, — говорит, — Чапаев». Тогда старик и говорит: «Вот тебе меч и конь, конь тебя поднимет в гору, будешь там на горе жить, а коли будет русским война, тогда сойдешь».

Чапай сел на коня и поехал. Тут за ним следом — беляки. Кричат беляки: «Кто хозяин?» — «Что вам надо?» — «Ты видел, тут проезжал Чапай?» Старичок отвечает: «Не видел». — «Врешь, ты ему дал коня, он и поехал». Повесили старика на березе, а Чапай на горе за облаками живет.

Настал тяжкий час войны, и я все молила бога: «Господи, пошли Чапая нашему войску». И съехал тогда с горы Чапай и приехал в Белоруссию. Вот встретил он человека — такого же, как он сам, — Заслонова-партизана. Чапай ему и говорит: «Бей врага, гони его, будет слава тогда народу и тебе». И поведал ему Чапай тайну, как с немцами воевать. И собрал Заслонов рабочих с железной дороги и стал биться, как Чапаев.

20. Как конь Заслонова Порыв от смерти спас

Это было около Куповати. Шел бой. Немцы подходили уже близко, а у партизан патронов не хватает. Заслонов думает: «Как же выбраться? Сам я могу на Порыве отсюда прорваться, но жаль ребят оставлять». И надумал прорвать у немцев фланг на Порыве, чтоб партизан из окружения вывести.

А тогда солнце заходило, и как раз немцам в глаза, — им резко (кепска) глядеть. И сказал Заслонов Порыву своему: «Я полежу, а ты один давай погляди, сколько у них (немцев. — А. Г.) рядов в цепи».

Завязал ему туго поводья. Порыв топнул ногой и говорит: «Добро», — и понесся. Немцы стреляли по нему, тут и узнали, что это конь, обученный Заслоновым: в седле, подковы блестят. А пули ему нипочем. Промчался и увидел, что только две цепи у немцев. Прискакал к Заслонову и говорит, что только две цепи.

Заслонов сел на коня и поехал, а партизаны за ним. Немцы стреляют по Заслонову — пули ему нипочем. А как стали снаряды рваться, Порыв стал скачки делать по десять метров и пронес Заслонова и партизан провел.

Тогда Заслонов поехал к старичку, который ему Порыва подарил, а партизанам сказал: «Тут побудьте». А дней через шесть красные пришли, соединились с партизанами.

Старичок спрашивает у Заслонова: «Ты в окружении был?» — «Да, был, да Порыв выручил. Партизан провел, партизаны пошли в польские леса, а я поехал к вам, дедушка, как к знакомому». Старичок говорит Заслонову: «Ну, иди в хату, я тебя угощу».

Бабка сала ему зажарила. Выпили. Старичок говорит Заслонову: «Ты сморился, поди отдохни. Порыва в стойло заведу, накошу ему травы». И Заслонов лег отдохнуть немножко. А потом остался Заслонов у старичка жить в лесу. И живут они и теперь там, после войны.

21. Как Суворов часового проверял

Случилось это совсем вскорости после того, как наша Красная Армия немецкого фельдмаршала Паулюса со всем его войском в плен взяла. Бойцы-сталинградцы стали на отдых. Боевую службу и караулы, как полагается, несут честь честью.

И случилось одному молодому солдату-сталинградцу на карауле стоять. Стоит он на карауле и видит, кто-то прямо на него идет. Ночь хотя была не лунная, но от снега, всяк ведь знает, виднее бывает. Вот и ему, бойцу-сталинградцу, все вокруг как на ладони было видно. Он винтовку вскинул, на изготовку взял и окликнул:

— Кто идет?

— Свой, — отвечает, значит, ему этот человек.

— Пропуск?

А он молчит и ближе подходит.

— Стой! — говорит ему опять боец-сталинградец. — Пропуск, а не то стрелять буду!

Тот остановился и говорит:

— Ты — русский солдат, а меня, Суворова Александра Васильевича, вот не признаешь?

Глянул боец-сталинградец, и вправду перед ним сам Александр Васильевич Суворов стоит, тот самый, какой не один раз чужеземцев-недругов бил. Стоит он перед ним такой, каким он его много раз в книжках да в картинках видал. Признал его боец-сталинградец, но по службе все-таки сказал:

— Хоть и признаю тебя, Александр Васильевич, а раз у тебя пропуска нет, пустить не могу.

— Это ты правильно говоришь, солдатская служба и долг выше всего на свете.

Сказал это Суворов, помолчал, а потом опять ему, бойцу-сталинградцу, говорит:

— Скажи мне, служба, как вы бьетесь с немцами, крепко ли вы их, мои внуки и правнуки, колотите?

Боец-сталинградец смело, по-гвардейски отвечает:

— Бьем мы проклятых фашистов крепко, твоего имени и чести, Александр Васильевич, верь мне, не позорили, твою славу умножаем. Целых две немецких армии мы в прах разбили.

— Да вы, право, молодцы. Право, молодцы, — говорит Суворов, а сам бойца-сталинградца все пытает: — А вот, служба, скажи мне: в штыковые атаки вы ходите?

— А как же? Ходим. И частенько ходим. Русских штыковых атак немцы и сейчас как огня боятся.

Видит боец-сталинградец, каким радостным и веселым стал Суворов. И говорит он тут, Александр Васильевич, бойцу-сталинградцу:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева
5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева

«Идеал женщины?» – «Секрет…» Так ответил Владимир Высоцкий на один из вопросов знаменитой анкеты, распространенной среди актеров Театра на Таганке в июне 1970 года. Болгарский журналист Любен Георгиев однажды попытался спровоцировать Высоцкого: «Вы ненавидите женщин, да?..» На что получил ответ: «Ну что вы, Бог с вами! Я очень люблю женщин… Я люблю целую половину человечества». Не тая обиды на бывшего мужа, его первая жена Иза признавала: «Я… убеждена, что Володя не может некрасиво ухаживать. Мне кажется, он любил всех женщин». Юрий Петрович Любимов отмечал, что Высоцкий «рано стал мужчиной, который все понимает…»Предлагаемая книга не претендует на повторение легендарного «донжуанского списка» Пушкина. Скорее, это попытка хроники и анализа взаимоотношений Владимира Семеновича с той самой «целой половиной человечества», попытка крайне осторожно и деликатно подобраться к разгадке того самого таинственного «секрета» Высоцкого, на который он намекнул в анкете.

Юрий Михайлович Сушко

Биографии и Мемуары / Документальное