Каспийским морякам в это самое время приказ вышел — взять на буксир баржи, груженные снарядами, и нашим войскам в Сталинград весь караван доставить.
Задумались моряки со своим капитаном. Думают, как им путь держать: Волга вся минами засеяна. Пойдет, бывало, пароход, глядишь, не успеет он и от пристани отойти, как уже на мину наскочил.
Свечерело. Сидят моряки, думу думают. Вдруг на пароход к ним заходит человек. Из себя так: твердый, крепкий — моряцкого складу. В пальто и в кепке. Взошел на пароход и говорит морякам:
— Ребята, думать тут вам нечего. Идти к Сталинграду нужно. Там бойцы вас ждут. Снаряды им нужнее хлеба и воды. Отдавайте чалки — и пошли.
Засуетились моряки. Чалки отдали и по Волге вверх пошли. Идут и приглядываются, а на носу этот самый человек стоит. В ночную темь сам глядит да капитану указывает, как путь держать.
— Ну, значит, лоцман это, — порешили моряки.
Всю ночь быстрым ходом шли, а к свету близко, когда обвидняться малость стало, до Сталинграда осталось рукой подать. Глядят моряки и видят, что на носу стоит сам Сергей Миронович Киров.
Хотели моряки кое о чем важном поспросить его, да тут как раз в это самое время их пароход к Сталинграду подошел. На пароходе суета поднялась, чалиться надо, а после уже, когда причалили, хватились, а Кирова-то уже нет ни на носу, ни на пароходе.
Такие вот дела бывают. Любил Сергей Миронович Киров наших каспийских морячков и в трудную минуту всегда выручал их из беды.
1. Гадала на картах военным, одно говорила: «Победа будет за нами! А дорога наша будет совместная (Америка, Англия, Франция с нами победу делили)».
Когда спросил один, уходивши на войну, вернется ли он, нагадала, от бомбежки, мол, ты не укроешься, а умрешь лишь тогда, когда я скажу.
И вот — сидели дома, бомбежка началась. Надо уходить, прятаться, а он остался. Я ему сказала: «Хоть нос, да выщеплет тебе». А во сне мне приснилось, в какую деревню и в какой дом мне надо идти скрываться от бомбежки. Так я и жила у одной женщины. И в эту ночь так все разбомбило, так разбомбило! А его, того мужчину, тоже взрывной волной отбросило, а осколком нос отщепило.
Я немецкие самолеты чувствовала, когда они еще только из Берлина вылетали. «Ты как воздушное радио», — говорили соседи.
2. Когда я приехала на свою станцию, соседки все время ходили ко мне: «Пойдемте к Сергеевой. Она говорит, и сердцу легче, радужнее!»
Помню, день был пасха. Пришли они ко мне. И говорю: «Женщины, не плачьте! Скоро мы поедим хлеба, настоящего хлеба!» — «Ой, не-е-ет!» — «Вот посмотрите. Июнь — июль месяц, уже нам будут сколько-то давать хлебца».
А я сон видела такой. Моя сестра в войну погибла. В какой одеже она погибла, в такой я ее и вижу. И вот, мол, это на том свете. Кто там есть, они вырастают (выращивают. —
В Луге был такой случай в тысяча девятьсот сорок втором году. В одну квартиру зашел незнакомый человек. И стали они говорить, что вот молока бы попить. Он взял таз, налил туда воды. Обошел три раза кругом таза. В тазу стало молоко вместо воды. Но они, конечно, не стали пить, хотя были и голодные.
Этот же человек стал говорить хозяину:
— Хочешь, я тебя научу так делать.
А хозяин сказал:
— Связаться с чертями — будет худо помирать.
А то еще рассказывала Ира Одинцова, тоже моя подруга, что у них в войну в Казанской, где они были эвакуированы, поднималась подвальная доска.
Закроют подвальную дырку. Утром встают — опять открыта.
Эта тетка им сказала:
— Вас выживают из этого дома.
Так они и уехали. Выжило их из дома.
II. Великая Отечественная война в других повествовательных жанрах
А. Сказки
Жил да был фашистский генерал. Уж такой он был лютый, что даже самые злые собаки — и те дивуются на его злость.
Ладно. Пришел это он с войском большим в нашу деревню и шумит:
— А где народ, почему в деревне пусто?
Говорят ему:
— Придется вам, ваше свинородие, лечь натощак, весь народ разбежался, один глухой старик остался.
— А привести мне этого старика, — шумит генерал.
Приказано — сделано. Привели ему старика Пахома, который сидел у себя дома на печи.
— А ну, — шумит генерал, — отвечай, где народ?
— А народ, — говорит Пахом, — в лес подался, и свиней, и кур, и всю живность угнал.
Пуще залютовал генерал.
— А далеко ли, — спрашивает, — лес?
— А лес у нас стоит на гладком месте, как на бороне, верст двадцать в стороне, а в лесу этом и коровы, и свиньи, и гуси. Гуси так и рвутся в жаркое, а свиньи носами в землю стукают, в котлы просятся, ждут вас, ваше свинородие, не дождутся.