Войти в одну реку, или Воспоминания архитектора

Сильная форма круппозного воспаления легких продержала меня в постели два месяца, и после них я еще был настолько слаб, что третий месяц должен был просидеть дома и принимать своих помощников по постройкам только на краткие временные совещания. Первый раз после болезни я выехал в конце мая. Несмотря на то что большинство чертежей было выработано заранее, все-таки пришлось внести поправки и изменения в некоторые работы, сделанные без меня, потому что обычно я не пропускал ни одного дня, чтобы не заехать на постройки. Я особенно любил посещать свои постройки по праздникам, когда мог в одиночестве внимательно сосредоточиться на всех деталях и ничто меня не отвлекало. Я думаю, какое счастье работать по специальности, которая удовлетворяет и увлекает. Когда отдаешься полностью своему делу, то даже его неинтересные стороны не отвлекают внимания от общей работы. Я никогда не имел на своих работах бухгалтерии и вел денежную отчетность собственноручно, не требуя от подрядчиков подачи счетов и указывая им по книгам и квитанциям суммы, им причитающиеся. По большинству построек у меня до сих пор сохранились в архиве книги, написанные моею рукой и дающие полную картину о времени, количестве и стоимости произведенных работ. По опыту своей строительной деятельности я пришел к заключению, что наиболее выгодный и рациональный способ ведения дела постройки – это способ полухозяйственный. Так большинство строительных материалов закупается из первых рук, на производящих их заводах, а рабочая сила доставляется специальными контрагентами или строительными конторами, которые, имея артели рабочих по разным специальностям, разгружают строительство от сложных забот и задач с организацией рабочей силы.

Летом 1915 года после пережитых потрясений я постепенно втянулся в свою обычную деятельность и старался по возможности заканчивать постройки, потому что с каждым днем трудность их ведения усложнялась. Гражданское строительство отходило на второй план перед удовлетворением всех потребностей военных действий. которые развивались неудовлетворительно и вызывали в глубоком тылу всякие основательные и неосновательные предположения, беспокойство и недовольство. Всевозможные слухи, один невероятнее другого, циркулировали в обществе, но многие из них подтверждались и вскоре утрачивали свою остроту, сменяясь новыми и новыми скандальными историями.

Чтобы окончательно окрепнуть после болезни, которая все еще давала себя чувствовать, я ездил один в Крым в декабре и провел около месяца в Ялте в гостинице «Россия». Я сидел на балконе своего номера, грелся на солнце и писал акварелью с натуры. В один прекрасный и счастливый день мы получили известие об убийстве Распутина, и для всех это было радостным сообщением. Возвратился я в Москву с двумя ящиками вина, которое тогда трудно добывалось в столицах и которое свободно и очень дешево можно было купить в Крыму. Вино было превосходного качества. Когда на Курском вокзале жандарм спросил меня относительно содержимого ящиков, в которых, по словам носильщиков, что-то булькало, я показал разрешение коменданта крепости Севастополя на провоз вина. Жандарм даже оказал содействие по найму ломового извозчика и погрузке на него ящиков со столь богатым для того времени содержимым.

В следующий, 1916, год деятельность моя расширилась. Кроме работ по устройству госпиталей и других врачебных пунктов в Москве, я получал частые командировки в разные провинциальные города, где строились городскими управлениями бараки для призываемых новобранцев и пленных, среди которых большинство было австрийцы. Рассказывали, что из окопов на фронте все чаще стали появляться фигуры солдат с чемоданами, а за ними – австрийские офицеры, которые добровольно отправлялись в плен. Летом я приезжал на дачу в имение Домодедово, где работало много пленных австрийских солдат, которые отличались своим благодушием и работоспособностью.

В декабре 1916 года я получил приказание отправиться в город Тулу и там занять место начальника тульской инженерной дистанции. Помощник прежнего начальника дистанции говорил мне, что никакой срочной работы в Туле нет, и поэтому мое назначение туда решительно ничем не оправдывается. От некоторых своих петербургских товарищей я узнал, что мое назначение исходит из Главного инженерного управления, где кто-то хотел подложить мне свинью. Так или иначе избежать этого назначения для меня не представлялось возможным. Я отправился в Тулу, утешаясь тем, что, меняясь со своим помощником и пользуясь небольшим расстоянием между Тулой и Москвой, я смогу часто навещать Москву, оставаться в ней на несколько дней и вести свои дела и службу в банке. Возможно, не с прежним успехом, но, по крайней мере, не оставляя окончательно свою налаженную работу.