До сих пор я воспринимала любые аспекты нашего путешествия как должное, но теперь я почувствовала, как где-то внутри растет паника. О нас опять доложили? Петр фотографировал, высунувшись из окна? Или, может быть, я всему виной? Обычно мне удавалось улизнуть, чтобы сделать заметки в тайне от всех, но я знала, что за нами постоянно следили, и, видимо, теперь меня арестуют власти. Они заставят меня написать извинение и прочитать его на пресс-конференции или вынесут приговор в виде пятнадцати лет каторжных работ. То, чего я боялась, наконец произошло. Паранойя потихоньку заполняла меня изнутри, и я была уверена, что уже никогда не смогу покинуть эту страну. Дрожа, я сползла обратно на полку и легла, свернувшись в клубок, и тут поезд плавно тронулся, и луч белого света прорезал занавес. Я увидела, что мы подъезжаем к станции. И там, бок о бок, высоко на стене здания вокзала, два хорошо освещенных лица Ким Ир Сена и Ким Чен Ына, сияли улыбками, взирая на меня. Они олицетворяли радость: отеческую добродушную радость при взоре на родную землю. Не останавливаясь, поезд начал набирать темп, и вскоре Кимы остались позади. Это была всего лишь временная остановка за пределами станции. Успокоившись, я легла, достала телефон и начала смотреть видео детей во время шоу в детском саду, а поезд тем временем мчался по побережью в портовый город Вонсан.
В динамиках трескуче играла старомодная музыка. Был ранний вечер, и мы собрались на краю главной площади в Вонсане, чтобы посмотреть, как более тысячи корейских студентов принимают участие в массовом танце в рамках подготовки к предстоящим празднованиям семидесятой годовщины. Женщины были одеты в красочные
Музыка прекратилась, и аудитория разразилась аплодисментами, мы поклонились, поблагодарили наших партнеров и отошли в сторону, ликуя. Пока остальные члены группы присоединялись к следующему танцу, я подошла к Нику, который пребывал в восторге от зрелища. Он склонился ко мне и произнес:
– Знаете, здесь нет ничего – кроме жестокого угнетения, конечно, – что не напоминало бы европейское общество лет сто лет назад, когда все уважали глав государств и во время торжеств выходили на городскую площадь, чтобы потанцевать. Если все это сейчас было пропагандой, то это определенно триумф. Я проникся.
– Правда? – спросила я.
– О, конечно. Я бы рекомендовал всем приехать и увидеть все своими глазами, чтобы составить свое личное мнение. Я видел вещи похуже, чем здесь, в Глазго и на севере Англии. Даже в бедных кварталах здесь чисто и опрятно, есть очень аккуратные и симпатичные дома. Никто не страдает ожирением, все выглядят здоровыми, и далеко не все здесь по-советски серое. В этой стране есть действительно много хорошего, и я думаю, что люди должны приезжать, чтобы увидеть это лично.
Впервые с тех пор, как мы прибыли в Северную Корею, нам позволили вернуться в отель без сопровождения, а показалось, что нам только что дали разрешение на то, чтобы раздеться догола и сделать сальто назад. Шум толпы напомнил мне о возвращении домой после летнего фестиваля в Гайд-парке, хотя на улице и не валялись пустые банки Strongbow, под деревьями не лежали люди, напившиеся в хлам, а в сточных канавах не было остатков козьего карри и деревянных вилок. Пожилые женщины подметали листья в свете фонарей, и, хотя на улице было темно, совсем еще маленькие дети шли домой в одиночку, потому что здесь было безопасно делать это без взрослых. В наблюдениях Ника многое было похоже на правду.