Вокруг света за 100 дней и 100 рублей

— Конечно! — выразила свое мнение Катя, с которым я был категорично не согласен.

— Уверены? Может, с нами в Мексику поедете?

— Нет, нам отлично здесь!

Парни из Риверсайда пожали плечами, подарили нам бутылку водки, видимо, чтобы не подмерзать ночью, и укатили в свою Мексику. Я провожал их взглядом, пока свет фар не растворился в летающем по округе песке. Нас окружала черная пустыня с разваленными автомобилями и грудой твердого песка, облитого краской.

— Катя, куда мы приперлись?

— Это Слеб-сити, детка.

— Какой на хрен слеб! Это просто дно, а не сити! Зачем мы сюда тащились все это время?

— Чтобы переночевать и залезть на гору спасения.

— Мы пропали, а не спаслись! Да, здесь есть красивая горка, облитая краской. Да, огромный крест, направленный в черное звездное небо. Но это, блин, не стоит моего продолбанного билета в Феникс! Это не стоит того, чтобы я не успел добраться до Майами и не смог вернуться из своего путешествия через сто дней после старта.

— Дима, какая разница, когда ты вернешься? Ты избавился от искусственного ограничения «нет денег», чтобы поставить себя в условия «нет времени»? Наслаждайся жизнью, ведь путешествие — это процесс, а не цель.

— Ну, уж нет! Если я поставил себе цель, то должен дойти до нее любыми способами. Для меня намного важнее результат, а не процедура. Завтра же уезжаю отсюда в Феникс, и впредь я плевать хотел на такие внезапные перемены планов.

Мы расставили палатку прямо у подножья горы, забросили туда рюкзаки, наши мысли и тела. Нас окружала неизвестность, трагичная и настоящая. В этой пустыне действительно шастали скорпионы и змеи, и «молния» тента затянулась до упора. Я повернулся на правый бок и уткнулся носом в рюкзак, скрутившись в клубок, как собака — было тепло и муторно. На меня накатывала печаль, как грозовое облако, гонимое ветром.

— Эй, знаешь что, Катя? — спросил я, повернувшись на спину. — Ты поехала сюда с каким-то незнакомым чуваком. Тебе не стремно, что он будет приставать? Вдруг я окажусь маньяком, который специально задумал все это, чтобы расправиться с тобой здесь?

— Парень, не гони, а, — цыкнула Катя. — Я была в экспедиции на Северном полюсе на атомном ледоколе со ста пятьюдесятью мужиками. Мне уже ничего не страшно.

Я посмотрел на ее ремень, за которым торчал карбоновый нож Opinel, на его рукоятке просвечивалась гравировка «headed north», и перевел взгляд на сетку под тентом. Мы взирали вверх, лежа вдвоем в палатке, и она скрывала от нас темноту пустыни, или нас скрывала от нее. Пожалуй, впервые за все время путешествия я почувствовал себя бесполым существом.

Часов в пять утра я ошпаренным выскочил из палатки. Кто-то ошивался всю ночь рядом с нами, и у входа я заметил только одну свою кроссовку, тогда как вторая валялась метрах в тридцати, покусанная и разодранная. Но мне на это было плевать: боже, здесь было просто великолепно! Солнце собиралось восходить над горой спасения, и все небо облилось в цвета радуги. В самой середине постройки красовалось огромное красное сердце, над которым объемные буквы гласили: «God is Love». Вся гора была исписана короткими яркими цитатами из Евангелия. Все это было столь фантастичным, словно эпизод из какого-то мультфильма запихнули в реальное пространство. Мне оставалось только разбудить Катю криками: «Ты только зацени это!» — и полезть на гору. Я коснулся двухметрового креста на вершине в ту же минуту, когда это сделали первые лучи солнца. Вместе с ними мы гуляли по горе, бегая от одного конца до другого, пока лучи не спустились в небольшие постройки рядом. Они были рукотворны и исписаны красками ровно настолько же, насколько их высокая подруга. Со всех сторон смотрели постеры рок-звезд, изображения святых, а также надписи вроде «All you need is love», «Jesus loves you», «Say Jesus i’m a sinner, please come upon my body and into my heart». Тяжело было уложить в голове картинку того, как Леонард Найт строил эту гору тридцать лет из глины, соломы и отбросов. Все это было похоже на островок праздника жизни и посреди бескрайнего пустынного океана.

Мы носились по горе целый час, и тяжело было не признать, что это место действительно передавало чью-то любовь, сострадание, отрешенность и гармонию с миром. Носились, пока солнце не встало достаточно высоко для того, чтобы глаза от света превратились в маленькие щелки. Тогда мы завалились в плавящуюся от тридцатипятиградусной жары палатку и вырубились, а смогли проснуться лишь около полудня. Вокруг входа в тент шастали люди, а в двухстах метрах расположились десятки трейлеров. «Здесь же никого не было, какого черта они все повылазили?» — удивилась Катя, карабкаясь наружу.