Вскоре мы въехали в национальный парк Joshua tree, то есть в дикую пустыню, посреди которой пролегла дорога с идеальным асфальтом, уставленными по бокам умывальниками и скамейками. Поначалу округа была засеяна клонами кактуса, этого сморщенного неспелого огурца, неудачного синтеза баклажана и ежа, тогда как при углублении в местность поросла деревьями Joshua, в честь которых и была названа. Эти растения походили на мохнатые хоботы слонов, на концах их венчали длинные листья, словно застывшие зеленые салюты. Мы двигались среди американских диких пейзажей, пока не уперлись в груду огромных желтых валунов. Похожие горы были видны со всех сторон, и на совете стаи было решено лезть на ближайшую, самую высокую. Мы карабкались, подсаживая друг друга на плечи и затаскивая на верхние ярусы, пока не добрались до самого верха. Отсюда было видно, сколь быстро в пустыне восходит солнце. Еще недавно противоположная от рассвета сторона неба была исполосована синими и фиолетовыми линиями, а пятью минутами позже там резко появилась красная краска зарева. От дальнего угла горизонта до наших голов солнце плавно и уверенно покрывало светом все, что попадалось на его пути.
Как нам стало известно позже, до наступления десяти утра здесь было запрещено спать в собственных транспортных средствах, а также под ними и на них — это строго контролировалось местными рейнджерами. Именно поэтому я вскарабкался на крышу нашего фургона, испил молочка из бидона, положил его под голову, распластался звездой на горячем металле и немедля уснул под ровными лучами солнца, постепенно накаляющего пустыню. Два моих спутника разлеглись меж распахнутых дверей багажника и последовали дурацкому примеру.
Через пару часов всех разбудил телефонный звонок: Максима немедля вызывали в Лос-Анджелес. Дело было настолько срочным, что мы запрыгнули в фургон кто в чем был, допили все имеющееся в бидонах молоко и порулили обратно на запад. Идея попасть к Solvation mountain на минивене разбилась. Но никто не хотел отступать от своего: Макс рвал в LA, а Катя строго-настрого порешила добраться до горы спасения к завтрашнему утру автостопом. На развилке Десятого фривея и Шестьдесят второго шоссе мы остановились: мне предстояло выбрать, с кем продолжать свой путь.
— Катя, объясни, если я не возвращаюсь в LA сегодня, то уже не успеваю ни на какие автобусы до Феникса, верно?
— Да.
— То есть я не попаду вовремя в Майами, верно?
— Да.
— Не, ну, что я — дурак? Понятное дело, что я еду с тобой.
Несомненно, мне хотелось спастись. А это значило, что нам с Максимом нужно было разделяться. Мы крепко обнялись на прощание и развернулись в разные стороны. Макс опустил голову, но уверенно зашагал к минивену, а я побрел с Катей в сторону забора из проволоки, который предстояло перелезть, чтобы оказаться на позиции у хайвея. Начала подкатывать печаль, и я знал, что, если существует тоска мужчины по мужчине, то я точно собирался пронести ее через всю Америку до России. И много месяцев спустя, когда я в одиночестве провожал закаты в горах, начинал тосковать по Максиму и белому фургончику, по золоту закатного Тихого океана и лихой езде по каньонам, по атмосфере дружбы и простоты.
— Макс, стой! — неожиданно закричал мой рот. Я догнал поникшего товарища и хлопнул по плечу.
— Эй, возвращаться — плохая примета! Или ты, dude, не чтишь русские суеверия? — улыбнулся мне прищуренными глазами Макс.
— Друг, удачи тебе в твоей иммиграниаде. Не знаю, на каком континенте мы встретимся в следующий раз, но я искренне верю, что это случится и мы оба будем живы. Да прибудет с нами мудрость, авантюризм и удача, — с этими словами я протянул Максиму открытку с пейзажем Москвы, на которой большими буквами было написано «спасибо», а ниже мелким почерком разъяснено за что. Мы встали напротив и долго смотрели друг другу в глаза, разрывая наши судьбы где-то на юге Калифорнии.
Глава 46. Где искать горы спасения
Вместе с Катей я отправился к Solvation mountain. Горы сменяли пустыни, четырехполосные фривеи сменяли сельские побитые дороги, спокойных жителей Лос-Анджелеса сменяли диковинные представители местного населения. На пути нам встретились: рэпер, склонявший нас к любви с его женой; много довольных и усатых пятидесятилетних мужчин, старательно желавших помочь нам остаться жить в Калифорнии; вонючие парни с дредами и рюкзаками, махавшие руками обочинам дорог. Один из них заявил: «Я путешествую так же, как и вы, и сейчас покажу вам клевые канавы. В них можно спать, как и в водосточных трубах. Все бродяги дхармы так делают. Только спите в палатке или хотя бы в мешке, так как здесь много насекомых. Один раз я проснулся — а на мне сидят три скорпиона. На месте с испуга я так и наложил. Пойдемте сюда, будем спать в канаве вместе».