Вокруг света за 100 дней и 100 рублей

Уже стемнело, и, как обычно, надо было искать место ночевки. Как же я устал от этого. Мне просто хотелось упасть в свою кровать в собственной комнате, в которую никто никогда не войдет. Быть одному, в тишине и спокойствии, и смотреть в окно, в котором всегда торчит один пейзаж. Дышать обычным воздухом, вставать в одно и то же время, питаться едой три раза в день по расписанию. Делать повседневные дела, смешаться с толпой, стать рядовым человеком с понятными ценностями. Спуститься, остановиться, предаться. Уже иссякала фантазия каждый день придумывать, где достать еды. Хотелось отказать миру в духовности и прокричать: я слеп, скуп, тверд, мне нужен доллар, жрать, спать и трахаться. Но какая-то часть меня знала, что этого уже никогда не случится.

Автобус проехал остановок двадцать, а на двадцать первой я неожиданно для себя вышел. Было плевать, где выходить. Все уже давно стало одинаково. На перекрестке, как обычно, расположилась заправка, бургерная, парк, одноэтажные дома. На заправке я зарядился, в бургерной стрельнул бургер, в парке лег. Вокруг шастали бомжи и мексиканцы. Могло показаться, что спать в таком месте небезопасно — и это отчасти было правдой. Я прошелся по соседней улице, набрел на пожарную станцию и залез в сад на ее заднем дворе. Это было отличное место для ночевки, чтобы запрятаться в кустах и раскинуть палатку. Казалось, здесь ничто не могло помешать моему сну, разве что убаюкивающая сигнализация пожарных машин, разбавляющая ночь каждый час.

Следующий день именовался Thanksgiving — праздник, когда каждый американец считал за должное очухаться и отблагодарить всех и вся. Часто это выражалось в виде запеченной индейки, рассевшейся посреди стола, которую дружная семья в кругу близких друзей поедала весь вечер. На каждом углу творились милости, обнимания, передачи подарков, восторженные слова, тосты — душа радовалась неимоверно.

В этот праздник центры городов вымирали. Каждый офисный сотрудник грелся у домашнего камина за игровой приставкой и любимыми голливудскими фильмами. На все государственные и частные учреждения, банки, кафе, помойки, модные бутики, филармонии вешались замки, половина маршрутов общественного транспорта переставала функционировать, и лишь госпитали, аэропорты и заведения фастфуда не поддерживали этот тренд.

Даунтаун Хьюстона превратился в декорации к фильму ужасов. Все здания закрылись, дороги пустовали, по улицам гулял туман, и лишь иногда из-за углов высовывались бездомные. Это был постапокалипсис — пустой город, населенный темными бомжами, лежавшими, стонущими в подворотнях, тянущими руки, посреди которого удалось оказаться какому-то иностранцу с рюкзаком и камерой наперевес, который тихо шептал: «Хьюстон, у нас проблемы». Происходящее могло бы служить хорошей идеей для аттракциона, но загвоздка заключалась в том, что оно было реальностью. Я праздновал День благодарения в одиночестве среди стеклопакета, бетона и гигантских стеклянных коробок, бродя от перекрестка к перекрестку, бесцельно и бестолково.

Правило путешественника номер семь — если не знаешь, куда идти, иди в лучший отель в округе. Во-первых, в нем можно зарядиться и поймать вай-фай. Во-вторых, там можно сойти за постояльца и бесплатно поесть. В-третьих, там стоит завести полезные знакомства.

ПРАВИЛО ПУТЕШЕСТВЕННИКА № 7 — если не знаешь, куда идти, иди в лучший отель в округе.

Все это и было сделано. Объевшись от пуза на ужине, который в лучших традициях оказался шведским столом, я засел в лобби, чтобы разослать запросы в каучсерфинге. Вокруг наблюдалось большое число посетителей разных полов и возрастов, дымящих сигаретами и разложивших газеты, так что я мог выбирать, с кем знакомиться. Но делать это не пришлось — ко мне сама подсела некто Нейли из Торонто и на три часа поглотила разговорами о проблемах экономики и миграции Северной Америки. «В шестидесятых годах у индейцев забирали детей, когда им было пять лет! Пять, Дима! И возвращали их, когда им было семнадцать. Таким образом боролись с резервациями. Не жуть ли?» Так говорила Нейли, пока я допивал третий стакан чая, закусывая эклером и донутом из двух рук.