Вокруг света за 100 дней и 100 рублей

Глава 53. Где смотреть красоту

— Мужик, наконец-то! Ох, и потрепал тебя свет! — раздалось прямо под моим ухом, пока по спине хлопала увесистая рука.

— Пацан, как же я рад тебя видеть! И стоим мы не в Орехово, а посреди Парижа! Вон башня сверкает! — в свою очередь кричал я в ухо тому, кто хлопал меня по спине.

За свою жизнь мне удалось сменить четыре школы, и пять лет я учился в пятьсот сорок восьмой. В ней мы познакомились с Лешей Лукашкиным, с которым стали лучшими друзьями на несколько лет. После моего ухода в лицей наши пути несколько разошлись, как это обычно бывает. Закончив магистратуру Высшей Школы Экономики, он поступил на PhD в Сорбонну и укатил в Париж. Проезжая Европку, было нечестиво обогнуть мимо этот городок, не заглянув в гости к старому другу.

— Здесь мы живем, — распахнув дверь на первом этаже кирпичного здания, сообщил Леха. Он обитал в небольшой съемной квартире, расположенной в Клиши, пригороде столицы. Мой друг встречался и жил с парижанкой по имени Ноэлин, и она поприветствовала нас свежеиспеченным шоколадным кексом. Из Америки я притащил немного сладостей, которые немедля отправились на стол, а потом в наши рты — мы, причмокивая, запили их чаечком.

— Конечно, тяжело вклиниться в жизнь французов, — признался Леха, расправляясь с очередным куском десерта. — Сейчас я работаю в администрации бизнес-центра в Ла-Дефанс. Каждый день гоняю туда на RER A. Ты видел ветку RER A? Это полное дерьмо. Половина станций по полтора месяца не работает, то проверку делают, то рабочие бунтуют, то у них кусок отвалился: черт-те что! Я уже который месяц пытаюсь оформить себе законный вид на жительство. Но бюрократическая машина Франции — самая медленная вещь в мире! Российская система золотая в сравнении с этой.

Мы замолчали и задумались. У Лехи выдался не самый простой период в жизни, но он держался бодро. Совсем недавно все свои зарплаты он вложил в квартиру.

— Недавно у меня был выбор: каждый день завтракать, обедать и ужинать в университетской столовой или есть два раза в день, но купить стиральную машину и мебель в комнату, — Леха глотнул черного чайку и засмаковал. Я ждал, пока он сам расскажет про выбранный вариант. — Как видишь, моя одежда висит в шкафу, а носки крутятся в стиралке. А вообще нормально все. Аспирантура здесь нетяжелая, и я думаю устроиться преподавателем русского языка в Сорбонну.

Мы перевели темы на другую частоту и долго обсуждали то, что и положено школьным товарищам: детей одноклассниц; подушки-пердушки, подложенные на стулья учителей в шестом классе; победителей игры «Стоп-земля». Это было просто, а оттого хорошо — мы, некогда лучшие друзья, пили чай на другой стороне континента, и каждый понимал, что ныне у нас свои жизни, которые по-прежнему могут пересечься. А по душевным разговорам за чайком я очень скучал.

Подъем был ранним и оттого ненавистным. Моим зажравшимся глазам было совершенно невмоготу восторгаться очередной достопримечательностью, улицей, человеком, городом. Я бы с удовольствием просидел дня три дома, из декораций меняя только кухню на туалет. Лишь потому, что Леше с Ноэлин нужно было отправиться в город, мне пришлось нехотя присоединиться к их компании и добраться до центра Парижа.

Я сразу обалдел. Столько изящества и искусства самовыражения мне не встречалось ни в одном городе мира. Все утопало в красоте. Красоте изгибов парижанок, изгибов фонарных столбов, изгибов величавой Сены, изгибов французского языка. Я бежал по улице, заглядывая в багетные лавки, мольберты художников, Люксембургские сады и окна парфюмерных, и с каждым вдохом столица Франции заново возвращала мне интерес к жизни. Было слишком медленно идти — хотелось больше, глубже обнять Париж. И я бежал. Это было славное время восполнения элегантности в поведении окружения, чего мне так не хватало по ту сторону океана. Казалось, тогда я забыл правило путешественника номер пять: красота — это то, как ты смотришь на мир, а не то, что видят глаза.

На следующий день дождь застучал по синим и серым крышам города, отражая в них бездонное небо. Мое желание погрязнуть в Париже усилилось, и я отправился прыгать через лужи. За мокрой пеленой Париж был лучше хотя бы оттого, что прогнал с промозглых улиц тех, кому стал обиходен, и оставил только истинных одержимых, готовых почитать его красоту в любую погоду.