Волчица и пряности. Том IV

Других предположений у него не было — зацепок здесь всего две, и Холо хотела найти либо какую-то из них, либо обе разом.

— Тебе-то что?

Он заметил её холодный, острый взгляд, и всё же взгляд этот принадлежал не хищнику, готовому броситься на добычу, а раненому зверю, окружённому врагами.

Лоуренс поискал нужные слова, и они нашлись неожиданно быстро:

— Быть может, я готов пройти по шаткому мосту.

Самое важное тут — понять, стоит ли идти на риск. Почему бы не помочь Холо, если ей так хочется узнать о ненавистном медведе, который разрушил её родину, или найти хоть какие-то следы своих земляков? Ведь Волчица не маленькая девочка (хоть наружность её наводит на такую мысль), она способна трезво оценить свои чувства. Если она настаивает на чём-то, то наверняка всё взвесила, и Лоуренс был не против поддержать её, даже рискуя жизнью.

Однако Холо вдруг опустила плечи, хихикнула и села, скрестив ноги.

— Вот и хорошо, — заключила она. — Хорошо. В конце концов, дело не стоит таких глубоких раздумий.

Лоуренс, конечно, знал, что обижаться на её слова не стоило.

— Послушай же меня. Говоря начистоту, я бы с превеликим удовольствием отхлестала девчонку по щекам и расспросила бы о преданиях. С одной стороны, чтобы узнать то, о чём ты только что сказал, с другой — о Йойсе я хотела бы послушать всё что угодно. Скажи, если бы кто-то мог рассказать тебе о твоей родине, неужто ты бы отказался послушать?

Лоуренс кивнул — тут не поспоришь, и Холо удовлетворённо кивнула ему в ответ.

— И всё же ради такого отправлять тебя на шаткий мост мне бы не хотелось. Говоришь, тебе уже известно, где Йойс?

— Д… да.

— Вот и хорошо.

И всё же её слова не успокоили Лоуренса. Именно он предложил отступить, но в глубине души был готов попытаться ещё раз, если Холо того пожелает.

Тем не менее она согласилась, и согласилась так легко и быстро, что в душу закрались сомнения, а не притворство ли это. Холо прервала его раздумья, присев на краешек кровати и свесив ноги:

— По-твоему, почему я не рассказываю тебе про Йойс?

Вопрос застал Лоуренса врасплох. Холо смотрела на него, и в её лёгкой улыбке не было и следа насмешки.

— Я не прочь поговорить о своей родной земле, предаться воспоминаниям. Но молчу, потому что иначе ты тут же начнёшь переживать обо мне и хлопотать вокруг меня. Вот как сейчас. Меня, конечно, любой обвинит в избалованности: посмотри-ка, недовольна чужой заботой. Но у меня она вызывает лишь горечь, — сказала Холо.

Она ухватилась за кончик хвоста и продолжила слегка недовольно:

— Ох, вот соображал бы ты чуть получше и избавил бы меня от неловкости. Каково, думаешь, мне всё это высказывать?

— Извини… что так…

— Хе-хе. Ладно, добросердечие — одно из немногих твоих достоинств… Хотя меня оно немного пугает.

Холо поднялась с кровати и повернулась к Лоуренсу спиной. Хвост, уже обраставший тёплой зимней шерстью, мелко задрожал, Волчица обняла себя за плечи обеими руками и покосилась на спутника:

— Ведь если я буду показывать, как в этот самый миг, что мне одиноко, ты и не подумаешь мной овладеть. Такие самцы по-настоящему пугают.

Лоуренс слегка пожал плечами в ответ на её взгляд, искрящийся вызовом:

— Я немало повидал плодов, с виду сладких, а откусишь — и слёзы рекой.

Она опустила руки, обернулась к нему лицом и громко рассмеялась:

— И впрямь, фрукты бывают очень кислыми. Однако… — Тут она подошла поближе и сказала по-прежнему с улыбкой: — Выходит, я не сладкая?

«Ты ещё спрашиваешь?» — подумал Лоуренс и твёрдо кивнул.

— Ну надо же, какой храбрый, — прыснула Холо.

Лоуренс поспешно добавил:

— Кое-что должно быть горьким, иначе невкусно — взять хотя бы пиво.

Глаза девушки расширились в немом удивлении, и тут же, будто сожалея об этом, она закрыла их и махнула хвостом.

— Хм. Но выпивка — настоящая отрава для юнцов.

— Да, похмелье — та ещё напасть.

Холо нарочито выпятила губы, ткнула Лоуренса в грудь кулачком, а потом опустила взгляд: сама она прекрасно понимала, что дурачилась, устраивая это представление.

Он сжал её руку у своей груди и тихо проговорил:

— Неужели ты согласна забыть о монастыре?

Он знал, что Холо сразу сообразила бы, какое решение разумно, а какое — нет, но как нельзя познать бога, лишь размышляя о нём, так невозможно и подавить свои чувства.

Она немного помолчала, затем тихо ответила:

— Нечестно играешь…

Холо разжала кулачок у его груди и ладонью вцепилась в его одежду:

— Я хочу расспросить о Йойсе, о своих земляках и о проклятом медведе — хочу, если кто-то что-то знает. Мне вовсе не хватило рассказов пичужки в Кумерсуне. Ведь это то же самое, что сделать один-единственный глоток воды, когда тебя мучает жажда.

Говорила она тихим, срывающимся голосом, и Лоуренс, уже понимая, какой ответ его ждёт, коротко спросил:

— Чего ты хочешь?

Холо склонила голову и сказала:

— Ты мне не откажешь? — И слова её будто манили обещанием мягкости девичьего тела, если обнять его.

Лоуренс глубоко вздохнул и коротко ответил:

— Доверься мне.

Холо стояла, по-прежнему опустив взгляд в пол, и лишь махнула хвостом.