Волчица и пряности. Том IV

Эльза вновь взглянула на Лоуренса, затем прикрыла глаза, и он вдруг заметил, какие же длинные у неё ресницы. Всё же она была совсем юной, хотя её самообладанию позавидовали бы люди постарше.

— Я увидела… — пробормотала Эльза и попыталась встать.

Лоуренс бросился поддержать её, но она выставила руку, показывая, что справится сама, и посмотрела на Холо без оттенка враждебности или испуга — так, как смотрят на грозовые тучи, из которых наконец-то закапал дождь, — а затем продолжила:

— Я ведь не сон увидела? Мне не приснилось?

— Будешь думать, что приснилось, — нам только лучше.

— Но говорят, что дьявол обманывает людей, показывая им сны.

Лоуренс знал, что Холо шутила, но неясно, отвечала ли Эльза в тон ей. Заметив, что его спутница насупилась, он понял, что Эльза говорила серьёзно лишь отчасти. Поладить девушкам помешала бы несхожесть характеров, а не тот факт, что одна была служительницей Церкви, вторая — богиней урожая.

— Получив желаемое, мы, подобно сновидению, покинем вас. Прошу ещё раз: покажите нам записи отца Франца, — решил нарушить Лоуренс повисшую тишину.

— Вы… вы пока не убедили меня в том, что не присланы Энбергом. Но даже если я поверю вам… ради чего вам всё это?

Лоуренс не мог решить, кто должен ответить, и кинул взгляд на Холо. Она слегка кивнула и выдала:

— Я хочу вернуться домой.

— Домой?..

— Только оставила свой дом я давным-давно. Не помню дороги, не знаю, живы ли мои земляки. Не ведаю даже того, есть ли мой дом ещё на этом свете, — бесцветным голосом сказала Холо. — Поставь-ка себя на моё место. Как бы ты поступила, узнав, что есть на свете человек, которому, быть может, известно что-то о твоём родном крае?

Даже жители глухой деревеньки, ни разу не выезжавшие за её пределы, захотели бы узнать, что думают об их родине люди из других городов и сёл; о тех, кто покинул свой край, и говорить нечего.

Эльза погрузилась в молчание, Холо больше не пыталась её убедить. Эльза сидела, опустив голову, и, очевидно, размышляла о чём-то. Вряд ли жизнь баловала её; несмотря на нежный возраст, Эльза не проводила своё время, собирая цветы и распевая песни. Словам и жестам, которыми она ответила на просьбу Лоуренса исповедаться, нельзя было научиться за один-два дня. Хоть она и лишилась чувств, увидев волчьи уши Холо, но не утратила способность рассуждать здраво в сложившихся обстоятельствах.

Наконец Эльза приложила ладонь к груди, пробормотала слова молитвы и подняла голову.

— Я служу Господу, — коротко сказала она и продолжила, прежде чем Лоуренс и Холо смогли что-то вставить: — Но в то же время я преемница отца Франца.

Она встала с кровати, отряхнула полы сутаны и кашлянула, прочищая горло.

— Я знаю, что вы не одержимы дьяволом. Отец Франц всегда говорил мне, что одержимые дьяволом — выдумки.

Её слова удивили Лоуренса, но Холо, похоже, было всё равно, лишь бы добраться до записей. Едва она поняла, что Эльза готова сдаться, кончик хвоста заелозил по полу, хотя выражение лица оставалось настороженным.

— Ступайте за мною. Я провожу вас.

На миг Лоуренсу показалось, что это уловка и она попытается сбежать, но Холо послушно шагнула следом, и он успокоился. Все трое спустились в гостиную на первом этаже, Эльза приблизилась к камину и провела ладонью по кирпичной стене сбоку, затем ухватилась за один из брусков. Она вытащила его из стены, перевернула, и тогда на подставленную ладонь упал длинный тонкий ключ золотистого цвета.

Глядя на Эльзу со спины, Лоуренс поневоле залюбовался отточенностью и изяществом движений. Она зажгла свечу, поставила её на подсвечник, повернулась к путникам и сказала:

— Пойдёмте. — И зашагала вглубь коридора.

Коридор уходил гораздо глубже, чем казалось на первый взгляд, и, в отличие от зала, в котором часто молились и потому постоянно наводили порядок, выглядел очень запущенным: настенные подсвечники покрылись паутиной, обломки камней, обвалившихся со стен, противно хрустели под ногами.

— Это здесь, — бросила Эльза, остановившись.

Она обернулась и теперь стояла спиной к задней части молельного зала.

Там на постаменте стояла маленькая, величиной с младенца, скульптура Святой Девы-Матери, сложившей ладони в молитвенном жесте.

Задняя часть молельного зала считалась самым священным местом в церкви — именно здесь принято хранить ценности, называемые святынями, будь то останки мучеников или принадлежавшие им вещи. Надо отдать должное дерзости Франца: держать здесь еретические принадлежности — записи о языческих богах — осмелился бы не всякий.

— Да простит меня Господь… — пробормотала Эльза, вставила латунный ключ в маленькое отверстие у ног Святой Девы-Матери и с силой провернула его.

В потёмках донёсся такой звук, будто снизу, от подножия, что-то отсоединилось.

— В завещании сказано, что так можно снять скульптуру с постамента… Но я ни разу не пыталась открыть замок и не видела, как кто-то это делает.

— Хорошо, — кивнул Лоуренс и подошёл к скульптуре.

Эльза отступила, в её глазах читалось беспокойство.

Торговец обхватил статую Девы и потянул вверх, и та на удивление легко поддалась. Похоже, она была полой внутри.