Эльза повернулась к Эвану и кивнула, он решительно кивнул в ответ, затем вытащил нож, вскочил на телегу, разрезал первый попавшийся мешок и, достав горсть муки, принялся щепотью ссыпать её в чашу.
Пояснения тут казались излишними. Собравшиеся на площади пристально следили за его движениями в тишине столь глубокой, что можно было услышать дыхание людей.
Эван вскрыл по мешку из пятнадцати телег, клал муку в воду и под конец высоко поднял над головой чашу с получившейся смесью.
Священнослужители будто заворожённые не отводили взглядов от мутного серебра и что-то беззвучно бормотали — видимо, читали молитвы.
Эван медленно опустил чашу и заглянул в неё.
Совсем недавно он увидел истинное обличье Холо, узнал о том, что эта хрупкая девушка вовсе не человек, а чуть позже стал свидетелем истинного чуда: на его глазах год созревания хлеба уместился в несколько мгновений.
Мельник отвёл взгляд от чаши и посмотрел на Эльзу так, будто вокруг больше никого не было, а затем выпил всё содержимое одним глотком.
— Вот оно, подтверждение чуда, что явил нам посланец Господа.
Эван, не обращая внимания на запачканный белым рот, протянул священнослужителю чашу и что-то сказал, после чего в неё вновь налили освящённой воды из кожаной фляги. Парень вскочил на последнюю телегу, которая осталась нетронутой, и на сей раз уже мука из её мешков оказалась в чаше.
Бан мелко трясся. Эльза обернулась к нему и бросила:
— Если это ложное чудо, то, несомненно, вам под силу явить нам чудо истинное?
Лживое заявление о подброшенной в рожь отраве можно опровергнуть лишь одним способом: съесть эту рожь и остаться в живых. Впрочем, такой выход подсказывает разум, а чудо разумом не постичь.
Чуду можно противопоставить лишь другое чудо. Иными словами, дабы доказать, что явленное чудо было сотворено дьяволом, требовалось показать настоящее — от Бога.
Эльза приняла чашу из рук Эвана и протянула её Бану.
— Господин епископ, — произнесла девушка.
Линдотт тяжело плюхнулся на колени. Бан словно окаменел, не в силах сдвинуться с места и принять чашу.
— Хо… хорошо-хорошо, это чудо. Истинное чудо.
— Следовательно, церковь моей деревни… — не давая епископу перевести дух, безжалостно надавила Эльза.
Бан не мог возразить ей ни словами, ни чудом.
— Кх… Исповедует Истинную веру.
— Тогда прошу вас подтвердить это на бумаге. — Эльза впервые улыбнулась, окликнула сельчан и осторожно подняла брошенную наземь статую Торуэо.
Теперь Бан не имел права упрекнуть её в чём-либо, а жителям деревни оставалось лишь порадоваться тому, что отречения от веры в Великого Торуэо больше никто не требует.
Эльза блестяще справилась с трудной задачей: достойно держалась перед епископом и его свитой и, не дрогнув, сумела настоять на своём. Однако в глубине души, под внешней невозмутимостью, тревога и смятение наверняка раздирали девушку на части.
Она глубоко-глубоко вздохнула, вытерла глаза и, опустив взгляд, сложила руки в молитве. Лоуренс не знал, к кому взывала Эльза — к Богу или отцу Францу, но оба, несомненно, могли лишь похвалить её за сделанное.
Задумчивое любование девушкой прервала прибежавшая Холо:
— Вышло просто великолепно, скажи?
Она просто сияла от гордости и этим разительно отличалась от Эльзы — та одержала верх над самим епископом, но даже не подумала обратить на это внимание.
Впрочем, возможно, это объяснялось разницей между Лоуренсом и Эваном.
Мельник сунул чашу одному из священнослужителей, подбежал к Эльзе и обнял её. И Лоуренс, и остальные деревенские жители во все глаза смотрели на них, а Холо рядом фыркнула:
— Ого. Обзавидуешься, да?
Она вызывающе улыбнулась, и Лоуренс струхнул, не зная, как на такое ответить, потому неловко пожал плечами.
— Да уж, завидно, — нарочито храбро заявил он, и Холо удивлённо захлопала глазами.
— Я ведь на сей раз остался в тени. Главная роль досталась Эльзе с Эваном, а ты всё для них подготовила.
Он нашёлся с ответом. Холо сразу поскучнела и вздохнула:
— Да только о деньгах мы говорить не умеем, это уже по твоей части.
— Так и есть. Но…
Лоуренс, наблюдавший за всем случившимся, задумался. Обстановка круто изменилась — раз уж мышь бросилась на кошку, почему бы не отхватить у последней кусок мяса? В конце концов, образ мыслей меняется в зависимости от картины перед глазами.
Отчего-то Лоуренс испытал почти болезненное желание помучить тех, кто теперь в его власти, обдумывая план, вряд ли осуществимый в другом городе.
— Да, пожалуй. Можно кое-что попробовать, — обронил он, поглаживая бородку, и тут заметил взгляд Холо — чуть удивлённый и будто изучающий.
Такой он видел её чрезвычайно редко, поэтому озадаченно спросил:
— Ты чего?
— Хм… Уверен, что ты не волк?
Однако стоило ему вытаращиться в ответ на столь неожиданное замечание, как Холо с каким-то облегчением рассмеялась, обнажив клыки:
— Хе-хе. Так тебе больше к лицу.
Лоуренс подумал, что не стоит воспринимать всерьёз её слова, дабы опять не угодить в ловушку, и просто промолчал. Сама Холо, видно, всего лишь хотела немного подшутить над ним, поэтому больше не сказала ни слова.