Лоуренс не понимал, говорил ли он наяву или во сне. Рагуса по-прежнему грубо тряс его за плечо, но это было бесполезно: мужчина распластался на земле, как морская звезда, глухой ко всему происходящему.
— Ох и пропойца…
— Медно-рыжая невеста… То есть приспособление для перегонки вина?
— Во-во, именно, перегонный куб! Надо же, знаешь. Иногда приходится такие перевозить по реке. И бренди, которое ты пьёшь, наверняка перегоняли той самой машиной из Реско.
Перегонные кубы делали из тонких медных пластин. Их искусно скрепляли вместе; полученная конструкция отливала красным, и в ней действительно было нечто странно чарующее. Надо полагать, именно женские округлости навели мастера на мысль изогнуть медную реторту столь причудливым образом.
— Ну всё, конец. Теперь он до утра не проснётся.
— Вы говорили… про странную сделку…
Лоуренс опьянел, и язык у него еле ворочался. Мелькнула мысль: как там Холо? Он огляделся по сторонам, и хотя перед глазами всё плыло, вдруг увидел такое, что хмель разом выветрился.
— Да… Странная сделка, значит… Ха-ха-ха! Думал я, что она на кошку похожа, и смотрите-ка — и впрямь вылитая. — Рагуса рассмеялся, тоже уставившись в сторону костра: там под бурные рукоплескания плясала Холо.
Она сбросила плащ, мешавший танцевать, и, весело размахивая хвостом, кружилась в хороводе, взявшись за руки с другой плясуньей. На голове у неё красовалась повязка из маленькой шкурки — скорее всего, беличьей, — поэтому и звериные уши, и хвост тоже смотрелись как украшение.
Лоуренс взирал на безрассудную девицу, потеряв дар речи, однако люди вокруг, казалось, ничего не замечали. Он присмотрелся: вторая танцовщица тоже обернула талию лисьей или ещё какой-то шкурой, прицепила себе хвост, а на голову намотала беличий мех.
Дерзость Холо привела его в благоговейный ужас; впрочем, может быть, она просто опьянела и утратила способность здраво рассуждать.
«И что делать, если все узнают правду?» — озабоченно подумал он, но отметил, что девушка танцевала явно с огромным удовольствием.
Кроме того, развевающиеся длинные волосы и взмахи юркого пушистого хвоста будили в душе Лоуренса непонятные чувства — просто колдовство какое-то.
— Так вот, сделка эта… — сказал Рагуса, и Лоуренс очнулся.
В городе Реносе Холо спросила, что ему дороже: она или прибыль. Странное дело, он вдруг осознал, что вопрос совсем несложный и над ответом даже думать нечего.
«Нет, пожалуй, это говорит во мне хмель», — быстро поправился торговец, хотя и понимая, что перед самим собой оправдываться нет никакого смысла.
Ну да ладно. Лоуренс стукнул себя по макушке, пытаясь унять головокружение, и прислушался к рассказу Рагусы.
— Видишь ли, не первый раз уже перевозим деньги для одной гильдии. Я почему заинтересовался твоей историей? Потому что боюсь вот чего: вдруг его… Зонара-то нашего, втянули в тёмное дело? Это ж та самая гильдия, что купила медные монеты. Не по себе мне становится от всего этого.
Зачастую перевозкой денег между странами занимаются государственные чиновники, а таких заказчиков можно по пальцам пересчитать. Даже если они проворачивают какие-то махинации на медных рудниках, благополучие городов, которые кормят эти рудники, окажется под угрозой, если торговцы не договорятся работать с ними вместе.
Рагуса говорил приглушённым голосом. Ещё бы: гильдия, которая даёт ему работу, замешана в тёмном деле. Продажных чиновников и взяточников лодочник повидал на своём веку немало, потому-то не мог пропустить мимо ушей обнаруженную торговцем странность.
У Лоуренса перед глазами всё расплывалось, и он еле выговаривал слова, но в голове сразу прояснилось, когда он услышал рассказ Рагусы.
— Выходит, это как письма мясников?
В деревеньках мясники каждый день ездят закупать свинину или баранину, поэтому заодно передают чужие письма. Так и лодочники: постоянно плавают по реке туда и обратно, почему бы им не передавать чужие деньги?
— Так вот, как только в отделение гильдии «Джин» города Кэльбе доставляют вексель, полученный в Реско, перевозчику тут же вручают свидетельство о том, что отказываются его принимать.
— Свидетельство об отказе? — Тут Лоуренс протрезвел окончательно.
Вместо того чтобы перевозить полные мешки денег, люди возят с собой бумагу, указывающую уплатить такую-то сумму такому-то человеку в таком-то краю. Саму бумагу и эту схему называют векселем, а свидетельство об отказе — подтверждение того, что вексель отказываются обналичить.
Однако странно, что и говорить: зачем же постоянно посылать векселя, если известно, что оплачивать их не станут?
— Вот и я говорю, что это ни в какие ворота не лезет! Ему раз за разом поручают передать векселя, которые никто не оплачивает. Тут явно что-то замышляется.
— Подождите, может быть, есть причина…
— Причина?
— Да… Перевозят ведь вексель, то есть деньги, а цена их непостоянна. Если за то время, пока их… их везут, курс поменяется… то и оплачивать вексель не захотят.
Рагуса пристально смотрел на Лоуренса.