Волей-неволей (СИ)

— Jebi ga! — вскрикнул молодой человек, когда содержимое стакана вылилось ему на голову. Холодная проточная вода крупными дорожками стекала по его лицу, оказываясь на простынях и подушке, — Совсем уже?! И что это было!

— Это… — брюнетка на несколько секунд замешкалась, придумывая чего бы такого ответить своему недовольному оппоненту, — Акт закаливания, вот, — с невинной улыбочкой выдавила она.

— Ах акт закаливания, да? Я тебе сейчас такой акт покажу! — серб мигом подскочил на ноги, в два счета перепрыгнув кровать, которая разделяла их и служила помехой на его пути. Даша взвизгнула и рванула в ванную, то и дело скользя по светлому ламинату. Наконец она скрылась в своем убежище, не дав преследователю догнать ее, — Открой немедленно! — он в гневе и кто знает, что может сейчас выкинуть? А посему лучше сидеть тихо и не высовываться. По крайней мере, она выполнила задачу — молодой человек проснулся и вполне бодр, — Открывай, пока я не вынес эту чертову дверь!

— Прекрати, тебе нужно успокоиться! — вопит брюнетка, повиснув на ручке, будто бы ее это спасет. Наивная.

— Я спокоен! Открывай быстро! — крепкий кулак встречается с деревянной поверхностью, с силой ударив по ней. Девушка тут же отпрянула от двери, ощутимо вздрогнув.

— Нет! Уходи или я закричу!

— Кричи сколько тебе угодно, милая. Соседи давно знают, по какой причине девушки кричат в этой квартире, — Канаева не могла увидеть его из-за преграды в виде двери, но могла поспорить, что на данный момент он довольно ухмыляется, потихоньку отходя от своего праведного гнева.

— Я… Я позвоню Элеоноре Андреевне!

— Да пожалуйста, — а сейчас он, скорее всего, с невозмутимым видом пожал широкими плечами, — Только твой телефончик остался в прихожей на тумбочке, — послышался шорох и щелканье выключателем, — У тебя здесь есть интересные переписки, а? С парнями может, — серб прислонился к двери, листая ленту смартфона.

— Немедленно положи мой телефон на место! И не смей его включать.

— Поздно, я уже читаю.

— Верни мне его быстро!

— Я и не держу его в заложниках. Выйди и возьми.

Секунда раздумий и светлая дверь бесшумно открывается, предоставляя парню полный доступ к ванной комнате, а значит и к самой Канаевой. Он немедля влетел в комнату, попутно сгребая девушку в охапку и вдавливая своим весом в стенку душевой кабины.

— Со мной опасно играть, — шепчет он, а горячее дыхание опаляет кожу брюнетки, заставляя ту прикрыть глазки. Его шепот будоражит и нереально заводит, полностью снеся крышу. И ничего вокруг как будто нет. Только он и она в этой тесной кабинке, где стало до чертиков душно. То ли от переизбытка эмоций, то ли от судорожного глотания воздуха.

Не смей отпускать меня.

Он еле заметно ухмыляется, когда чувствует ее реакцию. Ее тело полностью подчиняется ему. Кажется, она готова сдаться и принять поражение, безоговорочно подчиняясь Павлу. И этот факт чертовски льстит. Но как бы не хотелось наконец овладеть этой милой язвочкой, леденящая вода, а точнее ее остатки, заставляла помнить о начальном плане.

Его рука скользит по гладкой поверхности душевой кабины, а Даша уже готовится ощутить ее на своей коже. Канаева закусила губу, томясь в ожидании последующих действий. Рука молодого человек находит свою цель — вентиль. Тонкие пальцы ловко поворачивают его, дав волю холодным струйкам воды, исходящим из душа.

***

Последним, что слышал от нее Павел, был истошный вопль. Так грубо, пожалуй, брюнетку еще никто не отшивал. Она была готова отдаться ему, наплевав на все то, что было между ними раньше. Наплевав на все договоренности и условности. Наплевав на эту дикую неприязнь, что, казалось, постепенно начала утихать, но после этого случая разгорелась лишь с новой силой. В тот день у Даши были мысли собрать свой небольшой чемодан лилового цвета, а потом покинуть квартиру-студию в Врачаре, оставив серба одного. Там бы подтянулась Элеонора Андреевна, которая с радостью вправила бы мозги непутевому племяннику. Впрочем, это давно вошло в привычку. Она наставляла его на путь истинный, вытаскивала из передряг, ругала, если он провинится, а Павел лишь делал глазки по-грустнее, стараясь походить на кота из «Шрека», обещал исправиться, и тетушка прощала ему все грехи, грозясь тем, что в следующий раз Радич будет выбираться из подобного сам. Ее угрозы он, конечно же, не воспринимал всерьез, и все повторялось вновь, идя по замкнутому кругу.

Но нет. Переехать в другую квартиру — значит сдаться. Дать слабину. Показать Павлу, что она не справляется, а посему он по праву может называть себя победителем в этой негласной войне, которую они начали еще с первой встречи. Оба и так знают, что серб уже победил, но вслух этого никто не произносит. Он молча наслаждается своим положением, а она не хочет признавать то, что устала и сил «воевать» у нее больше нет.

Как можно так играть с чувствами друг друга?