Волей-неволей (СИ)

Вернуть бы те маски, что были на них раньше. Они стали друг с другом более искренними, а что получилось в итоге? Он на очередной тусовке со своими «друзьями», а она сидит в этих уютных четырех стенах. Сидит у него дома, просто потому что в совершенно чужой стране ей больше некуда пойти. Все знакомые и «подруги» остались в Москве, поэтому встретиться и поболтать с кем-либо не вариант, а все приличные заведения давно закрыты ввиду позднего времени. И что, спрашивается, делать? Дать волю угнетающим мыслям, которые отдаются пульсирующей болью в голове?

Девушка устало прикрыла глаза, обнимая руками мягкую подушку. Почему она не заметила того момента, когда маска была скинута, а контролировать эмоции наедине с ним стало куда сложнее? Почему та железобетонная стена, воздвигнутая ею, начала потихоньку крошиться, приближая молодых людей друг к другу?

— Я тебе не по зубам, милый, — брюнетка уверенным шагом направилась к выходу, оставляя молодого человека и дальше глотать воздух, изредка постанывая от боли.

— Стерва! — вслед ей крикнул серб, — Ја ћу вам, маленькая негодяйка.

Она не может утверждать со стопроцентной гарантией, что тогда говорила серьезно, даже не думая о дальнейшем развитии событий. Скорее, просто хотела уколоть его побольнее, надавив на одну из его самых больных точек — женщин. Каково это, кажется, в первый раз получить отказ? Да еще и столь изощренный, сопровождаемый метким ударом, от которого серб еще долго отходил.

А вот он говорил определенно серьезно. Он и впрямь «добрался» до нее. Смог растопить лед в сердце, хотя, Дарья вряд ли себе в этом признается — спишет на банальное желание близости. Близости с кем-то. Не с этим заносчивым пареньком, что перевернул ее мир с ног на голову. Не с этим напыщенным сербским бутоном, который так плотно засел в мыслях, несмотря на желание поскорее избавиться от любых воспоминаний о нем. Нет, она не хотела вдыхать приятный запах дорогого парфюма Павла конкретного человека. Не хотела, чтобы он целовал ее, принося еще больше эмоций и непередаваемых ощущений. Она билась в агонии, когда вспоминала случившееся в душе. Серб был настолько близко, он прижимал ее к себе. И от осознания того, что они были настолько близко друг к другу, а ее не стошнило, как она себе представляла раннее, и не захотелось убежать, перед этим осыпав его доброй половиной оскорблений из своего арсенала, каждый раз подкашивались ноги.

Она не хотела признавать, но:

Ей безумно хотелось продолжить начатое и так безжалостно разрушенное молодым человеком.

Даша даже и представить себе не могла, чего ему стоило оторваться тогда. Чего ему стоило пересилить себя, остановить то, о чем он давно грезит. Своими собственными руками разрушить то, что снится ему уже чуть ли не каждый гребанный день! Радич и подумать не мог, что однажды какая-нибудь девушка сможет засесть в его голове так глубоко, что даже его подсознание во сне будет вырисовывать картины с ее участием. И каждый раз во сне она такая податливая, что ему не хочется просыпаться по утрам и встречаться с суровой реальностью. Точнее, с бойкой и дерзкой брюнеткой, которая никогда не будет такой, какой она приходит ему во снах.

Заблуждаешься, Павлик.

Он с шумом ввалился в квартиру, на ходу скидывая удобные кеды. Канаева настороженно выглянула в коридор, дабы лицезреть пьяного, как ей казалось, жениха. Все-таки не зря он половину ночи провел неизвестно где? Поди осушил бутылку виски и зависал в компании очередной «красавицы».

— Все еще молчишь? — парень заглянул в ее карие глаза, надеясь найти ответ на свой вопрос. Он трезв, как стеклышко, — Молчишь, — утвердил он, а в его глазах заплясали озорные чертята, не предвещающие ничего хорошего, — Ладно, я ожидал, что так и будет, поэтому пришел не один.

На вздернутую бровь и немой вопрос брюнетки он лишь показал из-за спины руку с JackDaniels. О нет. Нет-нет-нет, только не это. Пить с ним? Да ни за что! Это все равно, что подписать акт о капитуляции. Тем более виски слишком крепкий напиток для нее, а значит спустя парочку стаканов он сможет сделать все, что захочет.

А будет ли она против?

— Давай выпьем, а? — серб поставил стеклянную бутылку на стол и сразу же полез за стаканами, — Прекратим уже эту немую схватку, потому что в ней тяжелее всего приходится тебе. Я то ведь могу говорить. А ты, бедняжка, хочешь съязвить или возмутиться, а гордость не дает, — усмехнулся он, разливая янтарный напиток, — Поступлю как настоящий джентльмен — уступлю тебе. Твоя взяла, — молодой человек все не унимался, несмотря на игнорирование со стороны собеседницы, — Наверное, все-таки не стоило обливать тебя столь большим потоком воды. Поэтому, извини, — Павел выдавил из себя самую милую улыбку, на которую только был способен. Оказалось, что произнести это слово куда легче, чем он себе представлял.

Но что будет, когда ему предстоит произнести три самых главных слова в его жизни?