Волк, которого мы кормим

Строков и Михаил выходят из кабинета. Слышны звуки праздника: тосты, звон бокалов, музыка, громкие разговоры. На сцене появляются двое мужчин с бокалами и сигаретами.

Первый мужчина. Видал, какая счастливая рожа у Веронички-то нашей? Хотя… Будешь тут счастливым, если любовник уже вторую машину дарит. Первую-то, помнишь, он ей пять лет назад подкатил. Согласись, не каждой секретарше босс такие подарки преподносит.

Второй мужчина. Ну, у них с Михалычем давний роман. Лябовь! Ты, кстати, видел его жену? Такая милая, интеллигентная женщина.

Первый мужчина. Видел, видел. Не то, что наша Вероничка: губы в пол-лица намалюет этой ядовито-красной помадой. Ну, тут уж ничего не поделаешь: любовь зла, полюбишь и… Вероничку (смеётся). А знаешь, сколько машинка-то эта стоит? Пол-«ляма»!

Второй мужчина. Откуда знаешь?

Первый мужчина. Так я сам её из автосалона пригонял, документы видел.

Второй мужчина. Ну, что ж… Кому щи пусты — кому жемчуг мелок. Слушай, а ведь ты, похоже, завидуешь.

Первый мужчина. Да ладно! Кому завидовать-то? Вероничке? Я ж не баба, чтоб в постель с шефом ложиться.

Второй мужчина. Да нет, не ей — Михалычу.

Первый. А ему и позавидовать не грех — глянь, как поднялся мужик. Не то, что мы с тобой — в вечном услужении у сильных мира сего.

Второй мужчина. Не знаю, не знаю. Лично я себя слугой не считаю. Я просто продаю результаты своего труда. А он их у меня покупает.

Первый мужчина. Ну, да. Только у него есть всё, чего душа не пожелает, а тебе остаётся только мечтать о многом.

Второй мужчина. Недавно где-то вычитал: «Счастье в том, чтобы хотеть то, что у тебя есть, а не в том, чтобы иметь то, что хочешь». И потом, не забывай, это только кажется, что халява может прокатить. Нет, за всё рано или поздно придётся платить. Не в этой жизни, так потом, там…

Прожектора, освещающие сцену, гаснут. Снова высвечивается журнальный столик с сидящими за ним Белым и Чёрным.

Звучит Голос (мужской):

Тревожен путь, когда во мраке

Огней не видно. И луна

Лишь мутной бледности полна,

И деревенские собаки

Как будто вымерли вокруг.

У неба просишь вдруг прощенья,

И всё сильнее ощущенье,

Что жизни замыкаешь круг.

Далёк безмерно путь опасный,

Коль ты, томим чутьём неясным,

Плутаешь в сумерках души:

Безвременьем трудов напрасных

Твой слабый след запорошит.

Но верить разум вновь заставит,

Что в нужном месте повернул,

Что сам себя не обманул…

И лишь в конце Судья объявит,

Добрёл ты иль не дотянул.

Чёрная чаша весов опускается, перевешивая белую.

Белый. Погоди, ты что, считаешь свой ход удачным?

Чёрный. А как же! Ведь не дал он женщине денег на операцию для ребёнка.

Белый. А те семьдесят тысяч? Забыл?

Чёрный. Нет, не забыл. Тогда как раз твоя чаша перевесила. Но потом-то следующий ход наступил — мой. Вот этот автомобиль для любовницы и сработал. И, обрати внимание на сумму — это же ровно столько, сколько просила у него Анна!

Белый. Ладно. Тогда я так.

Делает ход. Опять освещается сцена. Церковь. Слышен хор. У алтаря стоит Анна, вся в чёрном. Тихо молится. Неподалёку от неё две старушки.

Первая старушка (шёпотом). Вон, гляди — опять пришла. Молодая-то какая…

Вторая старушка. Она дочь похоронила. Рак съел дитя.

Первая старушка. И опять две свечки ставит — одну-то, понятно, за упокой, а вторую?

Вторая старушка. Вторую — за здравие какого-то бизнесмена. Помогал он ей дочку-то лечить. Говорят, хороший, добрый человек. Вот она за него и молится.

Весы приходят в равновесие.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

Действующие лица:

Божена, полька, 34 года.

Агнешка, её дочь, 12 лет.

Доктор, немец, 42 года.

Эсесовец с автоматом.