Волнолом

Он ещё несколько секунд подождал, приходя в себя, потом оглянулся. Благообразный старичок, остановившись рядом, смотрел участливо.

— Нет, — сказал ему Генрих, — всё хорошо. Минутная слабость.

— Может, всё же к врачу? Тут за углом есть частная практика, доктор Шиндер — превосходный специалист…

— Спасибо. Это совершенно излишне.

Боль и в самом деле почти утихла, отодвинулась куда-то за грань — словно пёс, захлебнувшись надсадным лаем, заполз к себе в конуру. Восприятие изменилось, как будто убрали фильтр. Краски вокруг стали кричаще-яркими, звуки (даже самые обыденные, вроде скрипа колёс и чириканья воробьёв) звучали как музыка, запахи из кафе дразнили, заставляя глотать слюну.

Разыгравшийся аппетит мешал нормально соображать. Точнее даже не аппетит, а лютый, звериный голод. Ощущение было, что Генрих не ел дня три. Он двинулся было к кондитерской, но на входе притормозил. Пирожными сыт не будешь. Хотелось мяса — жареного, горячего, жирного, истекающего восхитительным соком, чтобы навалили целое блюдо с горкой, а потом принесли добавку. И картошки тоже хотелось, чтобы с румяной корочкой, прямо со сковородки, и свежего душистого хлеба…

Лишь час спустя, отвалившись от стола в ресторанчике, обнаруженном в двух шагах на соседней улице, Генрих понял, что способность мыслить к нему вернулась. Кивнул кельнеру, чтобы тот подал ещё кружку пива, и спросил сам себя — что дальше, мастер-эксперт?

Как ни крути, ситуация становится угрожающей. Вторую ночь подряд он теряет память. А вот восстановить её сегодня оказалось сложнее. Он ведь, проснувшись, так и не узнал ту квартирку, принадлежащую «тройке». Бродил, будто неприкаянный, а потом испытал ещё и позорнейший приступ паники…

Завтра, если так пойдёт дальше, он может вообще ничего не вспомнить. Созданная ведьмой реальность закрепляется, вытесняет прежнюю память. Удивительно, что он вообще ещё не забыл, как всё было раньше. Очевидно, резкий всплеск дара, когда снималось клеймо, предохранил от забвения.

Вернее, как теперь выясняется, не предохранил, а только отсрочил.

А если ещё учесть, что вспоминать с каждым днём не просто труднее, но и больнее…

В общем, медлить нельзя. Надо найти «фаворитку» прямо сегодня.

Вопрос — как?

Да, однажды он её почти обманул — вызвал на разговор, а сам пришёл с револьвером. Но повторить уже не получится, Сельма не дура — просто откажется с ним встречаться. Тем более что ситуация изменилась. В те дни «фаворитка» сама рвалась в драку (вспомним побоище с участием пугала), а сейчас залегла на дно.

С другой стороны…

Ведьма не знает, что Генрих убрал клеймо и сохранил память. По крайней мере, не должна знать. Если вызвать её сейчас через зеркало, то она, наверно, будет удивлена. И пожелает выяснить, как мог случиться сбой в её безупречном плане. А для этого нужно свидеться лично.

Конечно, если Сельма придёт, то будет начеку и во всеоружии, но и у Генриха найдутся сюрпризы.

Его разобрало нетерпение. Где ближайшее зеркало? В туалетной комнате? Он готов был мчаться туда немедленно, но сдержался. Лучше всё-таки из квартиры, чтобы никто не слышал и не мешал. К тому же, несмотря на всю спешку, вести судьбоносные разговоры в отхожем месте — несколько унизительно.

— Счёт, пожалуйста!

Расплатившись, он вернулся в переулок, взбежал по лестнице, отпер дверь. Сняв верхнюю одежду, зачем-то пригладил волосы и встал перед тусклым зеркалом, висевшим на стене в комнате.

Выровнял дыхание, настроился.

— Сельма, нужно поговорить.

Отклика не последовало, но Генрих и не надеялся, что всё будет так просто. Вспомнив прошлый сеанс, зажмурился, выудил из памяти портрет «фаворитки».

— Сельма!

Опять никакой реакции. Ладно.

Представил, как ведьма появляется в комнате — с ехидной ухмылкой, в модном наряде, идеально причёсанная, холеная…

Зеркало оставалось пустым.

— Покажись. Не прячься.

Секунды бежали, складывались в минуты, но он стоял, не отводя взгляд.

— Выползай из норы, змея.

Что-то дрогнуло в отражении.

— Давай, давай, — прошептал он, сжав кулаки.

Сельма вышла из-за его плеча. Она была в шёлковом пеньюаре, растрёпанная и заспанная. Озиралась, будто никак не могла понять, что её потревожило.

— Дрыхнем? — ласково спросил Генрих. — Отдыхаем после долгой работы?

«Фаворитка» всмотрелась в зеркало, чуть вздёрнула бровь и поинтересовалась:

— Кто вы?

— Хватит придуриваться, Сельма. Это нелепо.

— Я не придуриваюсь, — сказала она спокойно. — Я действительно вас не знаю.

Генрих почувствовал, что голова идёт кругом. Он готов был поклясться — ведьма не врёт. Не водилось за ней актёрских талантов, чтобы вот так сыграть. Притворяться, юлить — это ниже её достоинства. Она, конечно, мерзкая тварь, но предпочтёт в открытую плюнуть ядом, чем строить из себя невинного ангелочка.

И всё-таки слишком трудно поверить.

— Хочешь сказать — не помнишь, что было позавчера?

Сельма лишь пожала плечами. Зевнула, потянулась лениво, разглядывая Генриха. Тот факт, что сама она не совсем одета, её, похоже, не волновал.

Генрих пытался соображать. Если она тоже всё позабыла…