Волнолом

Слева на бланке были перечислены в столбик названия стран, чьи посольства имелись в столице Девятиморья. Зимняя Империя значилась первой в списке. Взяв перо, Генрих поставил жирную галочку. Правее были пустые строчки, чтобы вписать непосредственно текст послания.

Он задумался. Читает ли контора («двойка», «тройка» — неважно) эти депеши? По идее, должна, но без особого рвения — вряд ли там всерьёз ожидают, что шпионы и прочие изменники родины будут пользоваться официальными бланками. И всё же осторожность не помешает. Надо сформулировать похитрее, в манере баснописца Эзопа.

Хотя…

Генрих усмехнулся, сообразив: правда, которую он собирается изложить, сама по себе настолько невероятна и похожа на горячечный бред, что нет смысла рядить её в одежды иносказаний. Скорее, наоборот.

Он вывел: «Его превосходительству чрезвычайному и полномочному послу Великой Зимней Империи лично в руки».

Ниже: «Ваше превосходительство! Имею честь сообщить вам наивернейшие сведения из надёжных источников. Королевский советник барон фон Вальдхорн — мертвец, который дерзновенным и возмутительным образом выдаёт себя за живого…»

Глава 5

Генрих сделал паузу, подбирая формулировку, и застрочил снова: «…каковое обстоятельство вынуждает меня немедленно покинуть Девятиморье, ибо оставаться в стране, захваченной нежитью, решительно невозможно. Покорнейше прошу об убежище и лелею надежду, что оное будет мне предоставлено в кратчайшие сроки. Время моё уже на исходе — цепные псы режима идут по следу. В совершеннейшем почтении лично к вам и к Великой Империи пребывая, с нетерпением жду ответа. Г. ф. Р. (полное имя, по понятным причинам, указать не могу)».

Поставив точку, он удовлетворённо кивнул. Теперь любой чиновник конторы, прочтя это, моментально уверится: автор — очередной идиот из тех, что так любят писать в газеты и в бюрократические инстанции. Нет, в самом деле, получилось душевно — особенно «псы режима» и все эти прилагательные в превосходной степени, торчащие в каждой фразе. Надо было, кстати, написать не «дерзновенным», а «дерзновеннейшим», ну да ладно.

Зато сотрудник дипмиссии, проверяющий входящую светопочту, должен сообразить, что дело серьёзное, и доложить начальству. Они-то в посольстве сохранили память и знают, что воскресший барон — не фигура речи.

Всё, отправляем.

Строчки мигнули, проваливаясь в чернильную полынью, и поблёкли. Теперь сомневаться в правильности решения уже не имело смысла. Оставалось ждать результата. Генрих прикинул — ответ либо придёт сразу, либо его не будет вообще. Если первое — значит, клюнули, если второе — сочли уловкой конторы и не захотели связываться. То есть подождать нужно с четверть часа. Ну, максимум полчаса. За это время успеют принять решение — Генрих ведь ясно дал им понять, что пребывает в цейтноте.

Ему ответили через двенадцать с половиной минут.

На бланке проступили аккуратные буквы: «Милостивый государь, с прискорбием вынуждены уведомить, что вы обратились несколько не по адресу. Учреждение, где вам наверняка окажут скорейшую и квалифицированную помощь, расположено на Кедровой аллее. Советуем не откладывать, дабы не усугублять ситуацию. Искренне ваш, старший письмоводитель В. М. Лопатин».

«Тонко», — подумал Генрих. Каждая собака в городе знает, что на Кедровой аллее находится посольство Вест-Альбиона, а в противоположном конце — психиатрическая лечебница. Податель прошения волен сам выбирать, куда именно его посылают. А для стороннего наблюдателя всё выглядит так, будто посольский клерк, озверев от скуки, решил немного похулиганить.

Но фраза «советуем не откладывать» — явный намёк на то, что Генриха поняли и ждут для беседы прямо сейчас. Надо добраться до аллеи, а там его встретят или дадут подсказку. Хочется, по крайней мере, надеяться.

Сунув исписанную бумажку в карман, Генрих снова вышел на площадь. Извозчик, который его привёз, был всё ещё здесь — с кем-то увлечённо трепался.

— На Кедровую. И, желательно, быстро. Полмарки сверху.

Ехать было достаточно далеко, зато по прямой. Если имперские шпионы действительно так всесильны, как о них говорят, то уже успели установить, что письмо он отправил с центральной почты. А значит, нынешний маршрут Генриха для них очевиден. Тем лучше — не разминёшься.

Страха он не испытывал — скорее, бодрую, весёлую злость. Ощущение жизни переполняло его, будто вместе с чернильным даром вернулись утраченные эмоции. Казалось, двадцать последних лет, заполненные бессмыслицей и хандрой, стыдливо скукожились, закатились иссохшим огрызком в дальний уголок памяти, и Генрих снова стал молодым. Ожил, почти как те мертвецы.

Морозный воздух пьянил, небо синело над головой. Каменные туши домов ластились друг к другу, тёрлись боками. Предвечерняя позолота осыпала деревья.