Волнолом

Он говорил, а из-под его ладони расползалось по сиденью пятно мерцающей изморози. Ольга, заметив это, прошипела:

— Не смейте портить мне интерьер!

— Видите, я волнуюсь. Теперь понимаете, насколько всё это важно?

— Фон Рау, — сказала она, — я знаю вас пять минут, а мне уже хочется вас убить. Другие тоже так реагируют?

— Нет, они начинают позже. Дня через три.

Пока они препирались, локомобиль остановился на перекрёстке, пропуская чью-то карету, запряжённую цугом. Ольга, приоткрыв дверцу, высунулась наружу и крикнула шофёру:

— Поезжай прямо! К лечебнице!

Снова плюхнулась на диванчик:

— Довольны?

— Нет слов.

— И на том спасибо.

Здание клиники неожиданно напомнило Генриху родную контору — такое же уныло-приплюснутое, в три этажа. Только липы перед входом отсутствовали. Да и вообще любая растительность, за исключением газонной травы, в радиусе сотни шагов была заботливо выкорчевана — наверно, чтобы у сидельцев не возникало соблазна вышибить лбом решётку и спрятаться в ближайших кустах.

— Ольга, вам лучше подождать в экипаже.

— Ценю ваше мнение. Но, может, я сама решу, что мне делать?

— Как угодно. Тогда идём.

Вход, вопреки ожиданиям Генриха, не охраняли звероподобные санитары. Приёмный покой напоминал, скорее, бюро — шкафы с картотекой и напольная кадка с араукарией. За стойкой восседала строгая дама в целомудренной блузке.

— Здравствуйте. — Генрих достал жетон. — Здесь только что были мои коллеги. Так получилось, что возникли ещё вопросы. Подскажете нам дорогу?

Дама покосилась на Ольгу, поджала губы, но возразить не решилась. Величественно кивнула:

— Наша клиника неукоснительно придерживается курса на содействие государственным органам.

— Мы это ценим, — заверил Генрих.

— Присядьте, пожалуйста. Вас проводят через минуту.

Сопровождающий оказался молодым человеком при галстуке, в крахмальном белом халате и с безупречным пробором.

— Что-то случилось? Мне казалось, наш отчёт был вполне подробным.

— Новые обстоятельства. Ситуация меняется быстро.

— Да-да, я понимаю. Прошу вас.

Он повёл их по широкому коридору. Полы устилал коричневатый линолеум, светили белые лампы. Некоторые двери были распахнуты, виднелись обширные помещения с рядами коек вдоль стен. Тощий субъект, одетый не то в уродливую пижаму, не то в рубаху навыпуск, уставился на Ольгу через порог. Хотел шагнуть ближе, но насечки на притолоке мигнули, и субъект отшатнулся.

— Не волнуйтесь, сударыня, — сказал проводник. — Он не хотел напасть — только поздороваться. Здесь палаты для тихих. К тому же, везде защита.

— Я не волнуюсь, — сказала Ольга.

— Но вашего… э-э-э… коллегу пришлось, к сожалению, перевести в изолятор.

«Коллегу? — подумал Генрих. — Однако…»

Они перешли в другое крыло. Здесь все двери были заперты наглухо, смотровые проёмы забраны железными прутьями.

— Случай, как вы понимаете, совершенно особый — седативная светопись к пациенту неприменима. Возможны припадки ярости…

— Спасибо. Санитаров не нужно.

Генрих отодвинул засов, вошёл. Человек, сидящий на койке, никак не отреагировал — молчал, опустив глаза. Генрих оглянулся на доктора:

— Вы нас не оставите?

— Но…

— Ответственность беру на себя.

Когда доктор вышел, Ольга спросила:

— Кто это?

— Долго объяснять. Я не знал, что он здесь. Дверь прикройте, будьте добры.

Она, против обыкновения, не стала спорить. Свет угасающего зимнего дня вливался в окошко под потолком. Снаружи доносился вороний грай. Генрих присел перед пациентом на корточки, вгляделся в осунувшееся лицо с седовато-рыжей щетиной. Вздохнул и сказал:

— Ну, здравствуй, дружище Франц.

Тот вздрогнул.

— Давай же, посмотри на меня. Не бойся.

Рыжий медленно поднял взгляд:

— Это правда ты, Генрих?

— Конечно, кто же ещё? Неужели не узнал мою рожу? Или дать тебе между глаз для стимуляции памяти?

— Да, теперь верю. — Франц улыбнулся бледно. — Старина Рау. Шутить ты так и не научился…

— Ну, это ведь ты у нас был хохмач, а я — из пятерых самый нудный.

— Генрих, Генрих, — зашептал Франц быстро и сбивчиво, — ты зря пришёл, не надо было приходить, слышишь? Они теперь и тебя засадят, потому что они уроды, на нас им начхать, и всегда так было… Я все эти годы думал, зачем они с нами такое сделали, а недавно… Я в общей палате был… Проснулся… Луна в окошко светила… Огромная, жёлтая, висела прямо над лесом… И я сидел, смотрел на неё, а потом как будто…

Он замолчал. Генрих сказал ему мягко:

— Я понимаю.

— Да ни хрена ты не понимаешь! Я…

— Ты проснулся и вспомнил, что уже умер. Да, это правда. Но я тебе помогу.

Глава 6

— Генрих, что вы несёте? — спросила Ольга.

Он встал, подошёл к ней:

— Я же сказал — вам лучше не знать. Подождите снаружи.

— А я сказала, что никуда не уйду! Просто, глядя на вас, начинаю путаться, кто здесь пациент, а кто посетитель. Может, вам тоже тут отдохнуть? Недельку-другую? Покой, уход, кормёжка бесплатная…

— Ёрничайте, сколько угодно. Мне наплевать. Но раз уж остались, то не мешайте. А ещё лучше — помогите.

— Прекратите хамить! И как я вам помогу?

— Визуализация. Вы ею владеете — колючка получилась красиво.

— Владею. И что с того?

— Я попытаюсь заглянуть ему в память. А вы упорядочите картинку.