Волнолом

Генрих попятился было, но понял, что не может сделать ни шагу. Мёртвый чертополох оплёл его ноги, как колючая проволока.

Ощерив беззубый рот, старая ведьма поднялась с лавки.

Откуда-то донеслось: «Генрих, Генрих!»

Старуха прислушалась и уставилась ему за спину. Он обернулся, чтобы проследить её взгляд, и от этого движения весь мир вокруг опрокинулся. Земля ушла из-под ног, вывернулась как льдина.

Генрих ухнул в чернильный омут, но не успел даже испугаться. Спустя неуловимо-короткий миг под ногами снова возникла твердь, и вокруг воздвиглись стены больницы. Генрих понял, что всё так же стоит над койкой, а Ольга, вцепившись в него, раз за разом окликает по имени.

— Всё, всё, — сказал он. — Слышу. Спасибо.

— Я уже думала…

— Понимаю. Но сейчас надо уходить.

Он стёр морозные руны со лба у Франца, и тот обмяк, завалился набок.

— Только не вздумайте сказать, что он помер.

— Строго говоря, он помер давно. Сейчас — только обморок. Оклемается.

Генрих потянул Ольгу за руку и, выбравшись из палаты, задвинул засов снаружи. Подумал мельком — хорошо, что здесь звукоизолирующие насечки, а то сбежалась бы вся больница.

Доктор дисциплинированно ждал на стульчике в торце коридора.

— Всё в порядке?

— Да. Благодарю за сотрудничество.

— Не поделитесь выводами? Мы с трудом представляем, как с пациентом дальше работать. Эта внезапная, ничем не спровоцированная вспышка два дня назад…

— Продолжайте наблюдение. Соблюдайте режим секретности. Придерживайтесь инструкций, оставленных моими коллегами. Ваша помощь будет непременно отражена в отчёте. А теперь, если не затруднит, проводите нас к выходу.

Доктор кивнул, насупившись. Похоже, был недоволен. Они опять миновали крыло для «тихих», потом приёмную. Генрих раскланялся и аккуратно, под локоток, вывел свою спутницу на крыльцо.

Едва оставшись без провожатых, Ольга яростно зашептала:

— Во что вы меня втянули, фон Рау? Что это за кладбищенский ужас? Почему там всё мёртвое? И карга эта мерзкая на скамейке…

— Значит, вы тоже видели?

— Шла все время за вами. Вы меня будто на верёвке тянули, только не замечали. Хорошо хоть в конце услышали, когда я вопить начала.

— Действительно, неприятное место.

— Неприятное? Да у меня до сих пор поджилки трясутся!

— Я же предлагал — останьтесь в машине. Зачем вы со мной пошли?

— А что мне было — сидеть там одной, как дуре?..

Генрих всмотрелся в её глаза, в предштормовую синь. Потом притянул Ольгу к себе и обнял. Она, затрепыхавшись, пискнула:

— Пусти, гад!

— Не пущу, пока не успокоишься.

— Я спокойная! Сказала — пусти!

Ольга добавила несколько слов на зимнем наречии. Генрих попросил:

— Потом продиктуете с переводом. Я запишу.

— Бумага не выдержит.

— Верю. Правда, Ольга, простите. Не хотел вас пугать. Я сам напуган до чёртиков.

Она сопела обиженно, но уже не пыталась вырваться. Сумерки украдкой подбирались к крыльцу.

— Сейчас приедем в посольство, — сказал ей Генрих, — попросим водки. Стопку. Или сразу графинчик. Да?

— Угу. Потом позовём медведей.

— Зачем медведей?

— А зачем — водку? Я её терпеть не могу.

— Тогда вина. Или чаю. Ну что, идём в экипаж? Только обещайте не драться.

— Ладно, фон Рау, — сказала Ольга. — Драться мне с вами действительно не с руки. Вы кабан здоровый, упитанный. Но сейчас вы мне расскажете всё, как есть. Без вранья.

Они сошли по ступенькам. Генрих заметил:

— Вы же сами ругались, что я вас в это втянул.

— Ругалась, и что? Всё равно сгораю от любопытства. Так что выкладывайте. Только, я вас умоляю, не надо ссылаться на всякие там подписки о неразглашении. Если бы таковые существовали, вы вели бы себя иначе.

— Нет, подписок я не давал. Проблема в другом. Эта история — из тех, в которые невозможно поверить, пока сам не увидел.

— Ну, я-то уже видела кое-что. Вашими же стараниями. Кстати, район, где мы побывали, тоже узнала. Это ведь Речной проезд, правильно? Только дом хрониста ещё не взорван. Но почему там всё заросло? А из людей — только эта бабка?

— Не знаю. Честно, не знаю. Я ожидал увидеть совсем иное.

Локомобиль уже вырулил с Кедровой аллеи и катился теперь по улице, где загорались витрины и фонари.

— Итак, я слушаю, — напомнила Ольга.

— Если коротко — мир, который вы знаете, нереален. Стеклянный век на самом деле давно закончился. Я пытаюсь понять, что делать.

— Ага. Прекрасно.

— Ну я же предупреждал. Давайте так — если посол возражать не станет, я расскажу кое-что вам обоим сразу. Чтобы не повторяться.

Посольство империи уже маячило впереди. Округлые невысокие башенки белели в декабрьском полумраке. Окружающие кварталы — зажиточные, уютные, но несколько скучноватые — были выстроены, казалось, только ради того, чтобы оттенить эту надменную белизну. Искусно подсвеченный серебряно-льдистый флаг с тремя косыми полосками, похожими на след от когтей, развевался и трепетал, несмотря на безветренную погоду. На ограде виднелись гроздья чернильных брызг.