Читаем Вологодские заговорщики полностью

— Сдается, тот. Кто-то из них непременно пойдет знакомиться с главным мореходом.

— С капитаном, дедушка!

Гаврюшка был очень горд, что знает слово, которому обучил Теренко, а дед такого слова не знает.

— Может, и так. У одного из них, статочно, та окаянная грамота, из-за которой нас с тобой чуть не погубили. Насколько я понимаю, сразу он с собой ту проклятую грамоту не принесет, а сперва договорится, растолкует, от кого он. Для того он наймет толмача. И вот тут на тебя вся надежда. Коли поймешь, у кого грамота, прибежишь ко мне, а уж дальше действовать буду я!

— Ты?

— Я. Сидючи в обители, я не только Богу молиться стану.

Служба на Старом Земском дворе научила подьячего многим хитростям.

Но Гаврюшка не стал ломать голову над странными затеями деда. Он остановил спешащего к высоченной деревянной колокольне молодого инока, подвел его к Деревнину, а тот сказал: велено-де указать, где пустующая келья отца Варсонофия, что на другой день после Благовещенья преставился. Инок задержал другого, и так деда с внуком передавали из рук в руки, пока они не оказались в маленькой келейке, удивительно теплой, куда им принесли войлоки, а укрываться можно собственными тулупом да шубейкой.

— Хорошо тут, — сказал Деревнин. — Все строение — деревянное, а дерево тепло держит. В каменной келье мы бы и под меховыми одеялами озябли… Запомнил ли, как от врат сюда идти?

— От врат поворотя налево, обогнуть деревянную церковь да колокольню, и тут будет длинный терем в два яруса, наше крыльцо — второе.

— Держи. Купишь себе на пристани хоть какой пирог. А я уж дотерплю до трапезы.

Гаврюшка обрадовался, дар был щедрый — целая деньга. И помчался к монастырским воротам.

Острог, посреди которого оказалась обитель, стоял прямо над водой, но достаточно высоко, чтобы паводком его не тронуло. Гаврюшка не представлял себе, как может выглядеть пристань, он видел разве что мостки на Яузе, к которым причаливали рыбачьи лодки, но что такое Яуза в сравнении с Двиной? Все равно что мышь в сравнении с мощным конем-возником. Яуза там, где в ней тайком от деда купался Гаврюшка, была шириной не более десяти сажен. А Двина — три сотни сажен по меньшей мере!

Он увидел торчащие из прибрежного льда причалы, вытащенные на берег дощатые лодьи длиной по четыре и более сажен, а в ширину — сажени полторы, не меньше. Их уже готовили к летней работе — варили на кострах смолу, щедро поливали и мазали деревянными лопатками проконопаченные пенькой борта. Кое-где лед был расколот и виднелись пятачки воды.

Подальше у прорубей сидели рыболовы, они перекликались с берегом. И увидел Гаврюшка девку, которая неслась по реке со скоростью аргамака. Сделав резкий поворот, она подлетела к причалу и взялась за него рукой. Тут Гаврюшка наконец заметил, что на ногах у нее короткие и широкие лыжи. Едучи в обозе, он слыхал про это средство передвижения, но плохо его себе представлял.

Приходили на берег бабы, у которых были свои уговоры с рыбаками. Тут же носились мальчишки — если всю зиму просидишь в тятькиной избе, которую топят по-черному, прокоптишься и затоскуешь, то майское солнце сводит с ума. Но и мальчишек приставили к делу — дали им деревянные ведра и велели таскать ледяную поду из проруби, чтобы поливать просмоленную лодью. А вот чего на пристани не было — так это лоточников с пирогами. Видно, Деревнин тоже смутно представлял себе это место.

Гаврюшка с удивлением смотрел на возню с лодьей. Вылив на нее чуть ли не полсотни ведер, мужчины подвели снизу шесты и стали передвигать ее к воде. Там ее очень ловко перевернули и спихнули с мелководья. Лодья закачалась и встала.

Немного подальше зимовал на берегу большой коч — в длину чуть ли не десяти сажен. Гаврюшка задумался: как же этакое чудище до воды дотащить? Потом сообразил — вода сама к нему придет, на то и паводок.

Сперва Гаврюшка думал подойти к местным жителям и спросить — не появлялись ли тут люди из пришедшего днем обоза. Он искал Теренка. Но оказалось, что речь тут — особая. Он и в Вологде был озадачен выговором, непохожим на московский. А тут еще и непонятных слов хватало.

Наконец он пошел наугад туда, где остановился обоз. Разумеется, большая часть саней уже расползлась к стоявшим неподалеку от берега складам и амбарам. Но Гаврюшке повезло — ему сказали, куда пошел со старшими мужиками Теренко. Они встретились, и тут же Гаврюшка чуть ли не взахлеб принялся рассказывать, что видел на пристани.

— Паводок скоро, — сказал дед, служивший сторожем при двух амбарах. — Вы вовремя прибежали. Только не вздумайте, когда лед пойдет, по льдинам-то скакать. Здешние парнишки так балуются и каждую весну двое, не то трое тонут.

— Паводок кончится, лед сойдет, а когда английские суда приплывут? — спросил Гаврюшка.

— Не приплывут, а прибегут. Плавает дерьмо в проруби, — осадил его дед. — Когда в море вода очистится. Но это уж скоро. Эй, Савва! Савва! Ступай сюда! Тут твоим тюкам места мало!

— Как это мало? — Купец в распахнутой шубе скорым шагом подошел к огромным дверям амбара. — Ну-ка, показывай!

Гаврюшка признал одного из тех, за кем присматривать велел дед.

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза Русского Севера

Осударева дорога
Осударева дорога

Еще при Петре Великом был задуман водный путь, соединяющий два моря — Белое и Балтийское. Среди дремучих лесов Карелии царь приказал прорубить просеку и протащить волоком посуху суда. В народе так и осталось с тех пор название — Осударева дорога. Михаил Пришвин видел ее незарастающий след и услышал это название во время своего путешествия по Северу. Но вот наступило новое время. Пришли новые люди и стали рыть по старому следу великий водный путь… В книгу также включено одно из самых поэтичных произведений Михаила Пришвина, его «лебединая песня» — повесть-сказка «Корабельная чаща». По словам К.А. Федина, «Корабельная чаща» вобрала в себя все качества, какими обладал Пришвин издавна, все искусство, которое выработал, приобрел он на своем пути, и повесть стала в своем роде кристаллизованной пришвинской прозой еще небывалой насыщенности, объединенной сквозной для произведений Пришвина темой поисков «правды истинной» как о природе, так и о человеке.

Михаил Михайлович Пришвин

Русская классическая проза
Северный крест
Северный крест

История Северной армии и ее роль в Гражданской войне практически не освещены в российской литературе. Катастрофически мало написано и о генерале Е.К. Миллере, а ведь он не только командовал этой армией, но и был Верховным правителем Северного края, который являлся, как известно, "государством в государстве", выпускавшим даже собственные деньги. Именно генерал Миллер возглавлял и крупнейший белогвардейский центр - Русский общевоинский союз (РОВС), борьбе с которым органы контрразведки Советской страны отдали немало времени и сил… О хитросплетениях событий того сложного времени рассказывает в своем романе, открывающем новую серию "Проза Русского Севера", Валерий Поволяев, известный российский прозаик, лауреат Государственной премии РФ им. Г.К. Жукова.

Валерий Дмитриевич Поволяев

Историческая проза
В краю непуганых птиц
В краю непуганых птиц

Михаил Михайлович Пришвин (1873-1954) - русский писатель и публицист, по словам современников, соединивший человека и природу простой сердечной мыслью. В своих путешествиях по Русскому Северу Пришвин знакомился с бытом и речью северян, записывал сказы, передавая их в своеобразной форме путевых очерков. О начале своего писательства Пришвин вспоминает так: "Поездка всего на один месяц в Олонецкую губернию, я написал просто виденное - и вышла книга "В краю непуганых птиц", за которую меня настоящие ученые произвели в этнографы, не представляя даже себе всю глубину моего невежества в этой науке". За эту книгу Пришвин был избран в действительные члены Географического общества, возглавляемого знаменитым путешественником Семеновым-Тян-Шанским. В 1907 году новое путешествие на Север и новая книга "За волшебным колобком". В дореволюционной критике о ней писали так: "Эта книга - яркое художественное произведение… Что такая книга могла остаться малоизвестной - один из курьезов нашей литературной жизни".

Михаил Михайлович Пришвин

Русская классическая проза

Похожие книги