Волшебный магазин

Это был не салон, не фитнес, это была советского вида парикмахерская, и в вывеске отсутствовало в середине три буквы– «Пари… херская». Ася немедленно влетела в эту «херскую». Там ее встретил молодой парень – мастер, один в один похожий на стоматолога-протезиста, ее давнего коллегу. Только того звали Егор, а этого Николай. Так было вышито на его белой куртке. Куртка тоже удивила, так больше уже не носили в салонах.

Получив в свое расположение девственно чистую, никогда не тронутую ни одним парикмахером голову – Анастасия Александровна всегда носила пучок – он пришел в восторг. «Еще один Пигмалион», – подумала клиентка. Он колдовал над ней, как будто писал диссертацию – спрашивал мнения коллег, оппонентов, интересовался, что скажет сама жертва, часто ворчал, что друзья-коллеги опять сперли любимые ножницы, негромко и доверительно рассказал ей свою жизнь – там было все: от года во ВГИКе до победы на конкурсе в Лионе. Голова у Аси кружилась – она только на все кивала и говорила «да». На провокационный вопрос: неужели ей не нравится, она тоже сказала «да», чем вызвала столбняк у Николая. Она быстро спохватилась и осыпала его восторгами, а потом и деньгами.

Ее окружили нежной заботой маникюрши и косметологи, педикюрши и стилисты.

Оставив половину банковской суммы, вышла новым человеком.

В одном из дровяных сараев находился комиссионный магазин, в котором за копейки она прикупила плащик, она именно такой носила в ранней школьной молодости, туго перевязалась пояском и обнаружила еще сумочку с ремешком через плечо: мечту старшеклассниц и ее подруги Фистулы. Помечтала над шарфиком из легкого капрона и решилась, взяла: легко завязала на шею – и полетела вслед за шарфиком к бульварам.

Неподалеку проходил трамвай № 1: Москворецкий рынок – улица Академика Янгеля, такие давно не ходили по Бульварному кольцу. Она успела вскочить на заднюю площадку, успела бросить мелочь и оторвать билет – он был счастливый: 001001.

Села у открытого в сторону бульвара окна и поехала куда-то – то ли в счастливое прошлое, то ли в прекрасное настоящее, то ли в чудесное будущее.

Трамвай на повороте выдал сноп искр. Мимо летели годы ее жизни. Освещение стало приглушеннее, не так било в глаза, но звуки вечернего летнего города стали явственней: смех, негромко забил колокол на Меньшиковой башне, у метро «Кировская» стояли в ряд передвижные тележки с мороженым. Захотелось выскочить и купить вон то фруктовое за семь копеек. И бабки продавали ландыши. Но трамвай набирал ход, впереди был спуск Рождественского бульвара. А это очень коварное место – в былые годы трамвай вставал и его, не торопясь, тащили извозчики, а то понесет, не приведи Господи, костей не соберешь.

Какие сейчас извозчики – тормоза бы не отказали. А он все быстрее и быстрее, быстрее и быстрее… еще быстрее, еще… пронесся Рождественский – и… она полетела…

А не все ли равно куда лететь – лишь бы лететь.

Диагноз

– Это рак, – услышала Вероника Ивановна то, что не предназначалось для ее ушей.

Два врача: мужчина и женщина обсуждали диагноз, разглядывая ее больничную карточку. У Вероники еще теплилась надежда, что это не ее карточка, но, сконцентрировав свою дальнозоркость на обложке, убедилась, что ее.

– Вы меня обсуждаете? – спросила женщину-врача.

Та немедленно отдала карточку медсестре, которая ее сразу унесла.

– Или нет? – спросила Вероника.

– Почему больные всегда суют нос не в свое дело, – нервно воскликнула врач.

– Но это же моя карточка.

– Ну и что?

– Вы ее рассматривали и обсуждали.

– Мы могли ее рассматривать и обсуждать кого-то другого.

– Почему нельзя сказать правду?

– Мы всегда говорим правду, – мягко сказал врач-мужчина.

И они быстро разошлись в разные стороны. Вероника не знала, за кем идти, и растерялась.

Пришла домой и позвонила своей знакомой, которая была когда-то физиотерапевтом. А сейчас скучала на пенсии. А Вероника еще работала – в районной библиотеке в абсолютно пустом читальном зале.

Выслушав рассказ Вероники, она сказала:

– Рак – это не генетика, не наследственное заболевание, не инфекция, не вирус. Это дорожная авария. Когда на тебя наехал грузовик на нерегулируемом перекрестке: раз – и тебя нет.

– Но я еще есть.

– Ну и хорошо. Скажи спасибо.

– Спасибо, – покорно сказала Вероника.

Родители ее умерли почти сразу после ее выпускного бала. Мама в последний раз увидела ее с пушистой косой – на следующий день косы уже не было. А потом не стало и мамы. И папы. Все исчезло в одночасье. Надежные устои жизни, расписание каждого дня, дни рождения и праздники. Больше у нее никого на белом свете не было, только где-то в Сибири жил двоюродный брат по папе, которого она никогда не видела. Ну и бог ним.

Назвали ее Вероникой по маме, маму по бабушке и бабушку по ее маме и где-то там и тогда затерялось возникновение первой Вероники.