– В кафе, это тут рядом. – Она удивилась фамильярному тону. – А вы, собственно, кто?
– Я же тебе сказал. Лешка Тимофеев, твой брат.
Она остановилась:
– А как вы… как ты…
– По интернету. Я тебя давно искал.
– И я тебя. Даже в горсправку обращалась.
За ними шли болельщики и несли реквизит и букеты.
– Леша, как я рада, ты не представляешь. Иди с нами, только не исчезай.
По дороге наткнулись на драматурга на распутье, который размышлял, что лучше: идти или ждать автобуса. При виде целой процессии он посторонился, но, разглядев Веронику, подошел и поцеловал руку.
– Стихи говно? – спросила она.
Драматург запнулся, но потом сказал:
– Это не имеет значения. Это искренне и доставляет вашим актерам счастье. А это дорогого стоит.
Подошел автобус, и он успел вскочить в дверь. Вероника смотрела на него и думала: «Он сказал то, что говорил когда-то Гена, значит, это правда».
Шумной оравой вошли в пустынное кафе. Официанты сразу ожили, забегали, шумно задвигали столами и стульями. Пока все рассаживались, Вероника думала: вот моя семья, это очень близкие мне люди.
– А дальше, дальше, что дальше? – кричали они ей. – Какие перспективы?
У нее не было перспективы вообще. Теперь она знала точно.
– Я… я не знаю… – сказала она, – мне надо полечиться.
– Лечитесь на здоровье, – закричали ей, – мы сами напишем.
В углу целовались Звезда и ее Принц.
Белая собачка
За окнами – 1960 год. По коридорам киностудии мечется ассистентка режиссера Саша. Заглядывает в группы с названиями фильмов на дверях, спрашивает:
– Кургапкина видели? Нет? Вы не видели Кургапкина? У вас нет Кургапкина? У него сейчас худсовет.
В комнате с табличкой «Веселый народ» сидит на стуле задом наперед режиссер Кургапкин. Перед ним стоит девочка-подросток лет пятнадцати, робкая, некрасивая, на каждом слове запинается и немного откашливается. Интереса не представляет ни малейшего. Режиссер увидел ее на остановке, потом они оба сели в один троллейбус, он ее зачем-то взял с собой.
Сейчас внимательно ее разглядывает, потом спрашивает:
– Ты сны видишь?
– Сегодня?
– Сегодня или вообще.
– Сегодня видела.
– Расскажи.
– Мне приснился очень тесный коридор, стены едва не давят меня, но я иду, иду. Ищу выход. Я еле пролезаю – стены почти смыкаются, и я понимаю, что попала в книгу и ее вот-вот захлопнут. Мне надо прочесть строчки, но они так неудобно расположены и, когда я наконец протискиваюсь, я стираю рукавом буквы.
– Бергман, – произносит режиссер, – просто Бергман.
Хлопнул в ладоши. В дверь заглянула Саша:
– Вот вы где, а я вас везде…
– Бери эту молодую барышню на кинопробу.
– Простите, Евграф Соломонович, а на какую роль?
– На главную.
– А… а вас ждут на худсовете.
– Иду!
Саша жестом позвала девочку, и та покорно пошла за ней.
– Тебя как звать?
– Нюся.
– А по-человечески? Анна?
– По-человечески Нюся.
– Кто ж тебя так назвал?
– Дедушка, – прошелестела девочка.
– А ты громко говорить умеешь?
– Нет.
– Откуда же тебя выкопали?
– В детдоме.
Фотограф смотрел на Нюсю с недоумением.
– Она на кого?
– Может, я расслышала плохо. Кургапкин сказал – на главную.
– А, понял, белая собачка.
– Почему белая собачка, – неожиданно четко спросила девочка, – я на героиню.
– Я и говорю – белая собачка, – подтвердил фотограф, организуя съемку, подтягивая поближе «бэбики» – маленькие световые приборы, ставя ширмы, образующие тени.
Девочка сидела, сгорбившись на стуле вполоборота, с неприязнью отшатываясь от рук фотографа, который норовил повернуть ее в свет «бэбика».
Наконец отщелкал.
Саша повела девочку в павильон на кинопробу. Там шла съемка красивой уверенной молодой актрисы. Ее снимать – было одно удовольствие. Она и хохотала, и кокетничала, сама понимала, где входить в свет, а где уходить.
Парень-ассистент стучал хлопушкой и восклицал:
– «Веселый народ», дубль пятнадцатый, «Веселый народ», дубль девятнадцатый.
Потом отвернулся, подмигнул Саше и показал большой палец.
Нюся исподлобья изучала обстановку.
– Ты сценарий читала? – спросила Саша.
– Нет.
– На, почитай пока.
Усадила девочку подальше и дала в руки растрепанный сброшюрованный текст.
Тем временем бойкую красавицу отсняли, и операторы пошли на перекур.
Возле Нюси посадили другую претендентку. Она была совершенно противоположна первой. Возникало ощущение, что режиссер не знал, чего он хочет.
– А что такое «белая собачка», – спросила Нюся у этой противоположной.
– Ну это когда режиссер хочет снять одну актрису, но боится худсовета, который должен утвердить, и для этого специально делают пробу ну каких-то совсем не подходящих.
– А собачка почему?
– А собачка, – встряла Саша, – вас вообще не касается. Лучше сценарий читайте.
И дала второй претендентке тоже растерзанную кипу листов, скрепленных скоросшивателем.
– Смотрите эпизод номер тридцать семь – там диалог.
Диалог был неинтересный: надо было спросить, какая погода, услышать, что хорошая, удивиться, посмотреть в окно и сказать: «А по-моему, идет дождь».
– А с кем будет диалог? – спросила девочка у ассистентки.
– Ну какая, господи, разница, ну со мной.
– Я с вами не буду.
– Почему?
– Это неправда.
– Ну знаешь, это не тебе решать. Командует тут.