Волшебный магазин

Айтматова все читали, и Вероника тоже. Она подлетела коршуном и вцепилась в верхний карман:

– Что там у тебя? Нет, ты покажи, что там у тебя.

Киргиз засмеялся:

– Там ничего, народный обычай.

– Я тоже хочу народный обычай.

– Это мужской, не надо, ты женщин, ты поэт.

Геннадия шатало. Он скрылся в мужском сортире.

Вероника вошла следом за ним. Геннадий наклонился над писсуаром и что-то нюхал. Вероника закричала:

– Ты, что, умереть хочешь? Я не дам тебе умереть

Выхватила порошок и вытряхнула его в писсуар.

– Дура, – зло выкрикнул Геннадий, – это лекарство, я без него умру.

В сортир вошли студенты. Вероника выскочила, не обращая на них внимания. Пробежала по аудиториям и нашла киргиза.

– Что ты ему дал, что ты ему дал? – Она трясла Батыя как грушу, а он только смеялся. Что тут смешного, она не понимала. – Он умрет, да, он умрет?

– Ты сказал – у него депресс, я помог.

– Это наркотик, да? Наркотик?

– Какой такой? – хохотал Батый неприятным смехом.

Вошел преподаватель советской литературы, надо было успокоиться. Геннадий не появился. Вероника еле досидела до перерыва и пошла в деканат. Там как раз была секретарша Клава. На просьбу дать ей адрес студента Овчаренко дала не раздумывая. Раз просит – значит, нужно.

Вероника поблагодарила, потом проверила внизу в раздевалке: куртки Геннадия не было, значит, ушел.

И поехала по адресу: Варсонофьевский переулок – где это непроизносимое место?

Нашла с трудом, где-то среди полуразрушенных церквей большой многоквартирный дом. Пятый этаж без лифта. Позвонила в дверь. Спросила Геннадия. Усталая женщина в поношенном халате и тапках сказала:

– Его нет.

И предприняла попытку закрыть дверь. Вероника вставила ногу. Спросила:

– Когда будет?

Ответ:

– Не знаю. А вам что?

– А мне поговорить…

– О чем?

– Я из института, я думала, он заболел.

– Заболел.

– Он в больнице?

– Еще чего.

– А где он болеет?

– А вам зачем?

– Я его подруга.

– И что?

– Я волнуюсь.

– За себя волноваться надо.

– А я за него волнуюсь…

Длится долгий бессмысленный диалог. И при этом не кончается. У женщины явный интерес к гостье. Наконец прервался вопросом:

– Чаю хотите?

– Очень.

– Ноги вытирайте.

Повернулась и пошла. Вероника за ней. Соседки высунули нос из своих комнат. Со всеми вежливо поздоровалась. Кое-кто даже ответил. Шли долго, коммуналка была большая. Миновали кухню, ванную и уборную, потом завернули за угол – там даже пол изменился, кончился паркет. Наконец хозяйка ткнулась в неприметную фанерную дверь, явно советского происхождения, след уплотнения, и они вошли в крохотную кладовку с мутноватым окошком. Все было заставлено книгами, даже на полу стояли стопки. За стопками на раскладушке лежал в уличной куртке Геннадий и смотрел на Веронику.

– Господи, что случилось? Геночка!

Молчит и смотрит своими глазами без зрачков. Потом закрыл.

– Я знаю, кто ему это дал, – сказала Вероника.

– Чай будете?

– Я знаю, я знаю.

– Не будете?

– Он такой талантливый. Его «гением», называют.

– Чайник остыл.

– А что можно сделать?

– Пить холодный.

– Позвать врача? Вызвать скорую?

Мать закурила «Беломор». Протянула Веронике. Вероника взяла толстую папиросу и тоже закурила. Геннадий спал тихо, как в обмороке.

– Однажды три дня спал, – сказала мать.

В этом доме была такая страшная беда, о которой Вероника только читала у Кафки. Беспросветная, безумная, самоубийственная.

Две женщины сидели возле спящего и молчали.

Недели две не было никаких слухов. Вероника маялась, но не могла заставить себя поехать в Варсонофьевский. Приближался Новый год, начались зачеты. Геннадий все не объявлялся. Вероника подругой не обзавелась, и это было невыносимо – все носить в себе. Тогда она выбрала в подруги Муму. Она сказала, что надо поговорить, и они пошли в излюбленное литинститутцами молочное кафе в самом начале Тверского бульвара. Там взяли классическое – стакан молока и бутерброд: килька с черным хлебом. Сели в уголке с видом на улицу Горького.

Вероника говорила, Герасим молчал. Когда она закончила, произнес:

– Лечиться надо.

– Как? Разве от этого лечат? Вот у Айтматова в «Плахе»…

– Лечат, лечат… – неуверенно сказал Муму.

Они поехали к Геннадию. Нашли его в хорошей форме. Вероника очень обрадовалась. Мамы дома не было. Вероника пошла на кухню, поставила чайник, достала чашки из буфета, вела себя по-хозяйски.

Ребята оживленно беседовали. Геннадий поклялся завтра же начать сдавать зачеты. Это был самый замечательный вечер в ее жизни.

Когда уходили, она спросила:

– А как мама?

– Нормально. На работе.

– Привет ей передай.

– Обязательно. Спасибо, что зашли. До свиданья, до свиданья.

Казалось, что он куда-то очень спешил.

Вероника прижалась к нему крепко-крепко, не оторвать. Он даже немного заерзал.

Она была счастлива и всю дорогу благодарила Герасима за оптимизм. Конечно, все лечится, нельзя руки опускать, надо верить в лучшее. Муму помалкивал.

Утром еще в раздевалке она почуяла что-то неладное. Каким-то звериным инстинктом. Все вокруг как будто врали, каждое слово, обращенное к ней, даже «доброе утро» звучало как-то фальшиво. Она увидела Герасима наверху на лестнице и замахала ему, но он исчез.